Остатки полка отошли ко дворцу. Д. вместе со взводом пулеметчиков прикрывал их отход. Он не слышал, что говорили вокруг. Иногда Иголкин кричал ему в ухо, тогда он что-то отвечал. Он убедился, что офицеры сами знают, что надо делать.
В вечернем воздухе потянуло гарью. Черные клубы дыма потянулись над парком. В бинокль Д. определил, что горел Китайский дворец. Блеснула доска с надписью, Д. вспомнил:
Воспоминаньями смущенный,
Исполнен сладкою тоской,
Сады прекрасные, под сумрак ваш священный…
Детской памятью вспомнил лето в Пушкине, и сердце его сжалось. Вряд ли удастся отстоять этот город.
Он следил за лицами, их выражения заменяли слух. В нижних комнатах лежали раненые, валялись склянки, вата, котелки, пахло карболкой, мочой, хрустело битое стекло. Д. поговорил с начхозом, тот что-то возражал, но, увидев его пустые, как у статуи, глаза, запнулся, побежал к машине, стал сбрасывать с нее вещи. Д. следил, как несут к машине раненых. Подписал какую-то бумагу, другую не подписал, порвал. Дворцовый атласный диван стоял у стены, лейтенанту хотелось сесть на него, вытянуть ноги, но он знал – стоит это сделать, и он тотчас заснет.
Кто-то тронул его за плечо, это был врач Семен Завьялов.
– Ты бы побрился, – крикнул Семен. – А то как партизан.
Он подвел Д. к зеркалу. Вернее, не к зеркалу, а к зеркальной двери в частом переплете:
– Ты не волнуйся, пройдет глухота, через недельку-другую, – и глупо засмеялся.
Д. без интереса осмотрел свое бледное лицо в черной щетине. Лицо было незнакомо, знал он его хуже, чем лица солдат, тусклые глаза, вовсе чужие, смотрели враждебно.
Иголкин принес бритву, помазок, стакан холодной воды. Лейтенант стал бриться.
– Через недельку, – удивленно повторил он, таких сроков для него не было. В зеркальной решетке появилась голова в милицейской фуражке.
– Говорите громче, – сказал Д.
– Хулюганют! – крикнул ему на ухо милиционер. – Ваши в парке! Опять вчера задержал двоих!
Д. видел, как он в зеркале отвечает милиционеру с напряженной улыбкой глухого:
– Вчера нас тут не было.
– Извиняюсь, – сказал милиционер. – Я в смысле артиллеристов. Двух пьяных задержали. А нынче опять стреляют.
Д. повернулся к нему. Перед ним стоял молоденький милиционер в белоснежной милиционерской гимнастерке. Фуражка лихо сдвинута набок, значки ГТО и ворошиловского стрелка блестели, как ордена.
– Там уже автоматчики, немцы, – сказал Д.
– Товарищ лейтенант, – укоризненно возразил милиционер, – меня послал начальник милиции города.
Он неодобрительно осмотрел недобритую мыльную физиономию Д.
– Ополченцы? – Не дожидаясь ответа, сказал: – Раз не