– Слушаюсь, товарищ начальник конвоя! – пролепетал побледневший Хромов.
– Если мигом не достанешь карболку, я тебя пристрелю, как собаку, понял?
– Понял! Слушаюсь! Есть!
Чусов выскочил из складского помещения, задыхаясь и крутя головой. Воздуха не хватало. Ему казалось, что он полностью пропитался человеческими миазмами.
– А где ж я возьму карболку? – сказал Хромов, обращаясь к лекпому. Тот беспомощно развёл руками.
К утру склад напоминал химическую лабораторию. От него за версту несло карболкой. Каптенармус Хромов раздобыл средство в госпитале нового управления. Там всего было полно, и бинтов, и йоду, и карболкой хоть залейся. Хромов обменял карболку за спирт, припасённый заранее «на чёрный день». После заливки потрогал висок, нащупал пульсирующую жилку и долго наслаждался бойким биением. «Чёрный день» прошёл стороной. Каптенармус Хромов любил жизнь, а она любила его.
Глава третья
Томск начала тридцатых был наводнён военными, как перед войной. Вновь созданное управление лагерей непрерывно командировало начальствующий состав из Москвы, укрепляя местные кадры. Свежие силы вели себя бесцеремонно, постоянно упрекая местных в отсутствии организованности. Между командирами шла грызня, каждый хотел выслужиться за счёт другого. Из центра на север страны шли составы с десятками, сотнями тысяч «одиночек» и штрафников, так в документах называли беспаспортных граждан, высланных на окраину страны. Спецконтингент требовал ужесточённого контроля со стороны властей.
Иногда жертвы и палачи не отличались друг от друга ни внешне, ни внутренне. На их фоне командирская верхушка выглядела форсисто и вызывающе. Вновь прибывшие командированные из столицы нуждались в жилье и материальном обеспечении. Хозяйственные службы работали на износ, они одевали, кормили, распределяли пайки и расселяли присланных военных в освободившиеся квартиры, которые шли нарасхват. К тому времени в центре Томска были посажены, высланы, отправлены по этапу и выселены все неблагонадёжные. После них осталось вполне благоустроенное жильё. В домах и квартирах ещё оставались следы бывших хозяев, но новые квартиранты не замечали этого. Они сами каждый день кого-то высылали, выселяли, отправляли на спецпоселения, грузили на баржи, осматривали тюрьмы, лагеря и спецкомендатуры, часто расстреливая на местах непокорных. Служба была беспокойной, нервной и утомительной, требующей хорошего отдыха после многочасового служения родине.
Егор Павлович Чусов долго подбирал жильё, пока не остановился на просторной, вместительной квартире, хозяева которой сбежали за границу. Егора Павловича согревала мысль, что в этих уютных обжитых комнатах никого не убили, не ограбили, и никто не успел здесь насвинячить. Между отъездом хозяев и вселением семейства Чусовых прошло немного времени. В конце концов, люди с чистой совестью из собственного дома не сбегают. Здесь можно было спокойно жить и отдыхать. Чистая квартира, безгрешная. Первым