а не как теперь – Людмилой Андреевной, и было ей девятнадцать лет. Она училась на педагогическом и едва сводила концы с концами, поскольку время было тяжёлое, студентам платили мизерную стипендию (да и ту периодически задерживали), которой едва хватало на квартплату. А на руках у неё была семилетняя сестра Варя, и приходилось Люсе подрабатывать корректором в маленькой редакции паршивой скандальной газетёнки желтоватого оттенка, рассказывающей со своих страниц о знаменитостях всякие грязные и фривольные сплетни, а то и откровенную ложь. (Когда какая-нибудь оскорблённая звезда, не зная, куда истратить лишние деньги, подавала на газетёнку в суд за клевету, редакция тут же меняла название газеты и адрес офиса и продолжала «творить» в том же духе.) Люсе было неприятно, стыдно даже рассказывать знакомым о своём сотрудничестве с таким дешёвым органом печати, но деньги, пусть и небольшие, существенно помогали содержать себя и сестру и потихоньку расплачиваться с долгами, сделанными после того, как она похоронила мать, всего на полгода пережившую любимого мужа, знаменитого в советское время учёного-микробиолога, академика Томского. Полжизни академик Томский, положивший все силы на алтарь науки, провёл, изучая и борясь со всякого рода бактериями, а умер от банального гриппа. После развала Советского Союза выше любой науки стала наука выживать, а также наука приспосабливаться к новым экономическим отношениям, чья теория была на первый взгляд простой и бесхитростной: купи подешевле, желательно не за свои, за чужие деньги, продай подороже. Некогда высокая зарплата академика не успевала за бешеным ростом цен. Никогда нигде не работавшая Люсина мама, всю себя посвятившая заботам о трёх детях: старшей Люсеньке, младшей Вареньке и самом беспомощном – муже Андрюшеньке, была вынуждена пойти в посудомойки ресторана «Сайгон», открытого в помещении бывшей детской библиотеки, пока Томский пребывал в депрессии после того, как был переведён на заслуженный отдых, а по сути, отправлен домой за ненадобностью. Страна переживала глобальные перемены. Микробиология претендовала на слишком большую долю тающего на глазах государственного бюджета. Государству было выгоднее не замечать микробиологию в упор, а частные коммерческие предприятия даже с помощью микроскопа не могли разглядеть, какие большие доходы или хотя бы маленькую финансовую прибыль могла бы принести им микробиология.
Государственная дача и автомобиль ушли в область предания. Сбережения съели внезапный дефолт и медленно, но верно растущая инфляция. Томские распродали вначале мамины украшения, затем столовые сервизы и кухонную утварь, а когда дело дошло до папиной библиотеки, академик Томский слёг с нервным переутомлением. Два месяца больничного режима и скромного рациона превратили его, пятидесятишестилетнего мужчину, в глубокого худого седого старика. Вернувшись из больницы поздней осенью, академик Томский подхватил грипп и спустя две недели умер. За ним мужественно – как для хрупкой женщины – пережив два инфаркта, последовала верная и любящая супруга.
Впрочем, к главной истории всё вышесказанное имеет лишь
