Остается всего полдня пути до Юрико. Совсем скоро Рин придет туда, где будет теплая постель и душ прямо в доме. От этих мыслей становится чуть теплее, а губы сами собой расплываются в улыбке.
Она не была дома уже три года. Примерно. Дни Рин уже не считает.
Облака вдали превращаются в горы и гигантские замки. В детстве Рин думала, что в этих замках живут люди. Но в мире осталось слишком мало людей, что даже если бы облачные замки существовали, там бы никого не было. Пустые замки покрываются пылью и исчезают вместе с утренней дымкой, когда восходит солнце.
Рин возвращается домой.
Она скатывает спальный мешок, закидывает тяжелый рюкзак на спину и идет дальше.
Проходит мимо обрыва, с которого ребенком прыгала в озеро. Когда-то прямо у кромки воды стояло огромное старое дерево, но теперь его нет. Только старые гигантские корни торчат над водой, как щупальца огромного кальмара.
Озеро поднялось еще выше, чем когда она уходила, а обрыв стал еще круче. Вода подтачивает землю, и та медленно сдается, уходит вниз. Мир погружается в воду. Постепенно, постоянно. Сколько еще осталось?
Плечи ноют от усталости, но Рин просто поправляет тяжелый рюкзак за спиной и идет дальше. Пыльная дорога так и не заросла травой, а вот от древних покинутых домов почти ничего не осталось.
Они играли здесь детьми, залазили внутрь, но дома стояли. Всегда. Дома всегда противостояли запустению. Может, потому что всегда были люди, которые наблюдали за этим. Но постепенно лес поглощает все рукотворное.
В кустах по обеим сторонам дороги раздаются быстрые шорохи. Какие-то силуэты скачут-летают туда-обратно, туда-обратно. И снова, и снова, и снова. Ших-х. Ших-х.
Рин не боится лесных созданий. Никогда не боялась. Они не вылетают на дорогу. Лесное никогда не выходит к человеку. А вот наоборот бывает. Или, вернее, бывало.
Однажды в детстве Рин и Юри пошли в дом, в который почти забрал лес. Сейчас ей стыдно вспоминать, но тогда они хотели найти драконье гнездо. Родители говорили, что если человек тронет драконье яйцо, взрослый дракон выкинет это яйцо из гнезда. Но они были детьми и не верили. Или верили, но хотели убедиться в этом сами.
Она не помнит, нашли ли они гнезда или яйца. Помнит только скелет, опутанный ветвями. Человеческий. Помнит глазницы, в которых цвели цветы.
И вот она идет по дороге размеренным шагом, а со всех сторон раздается ш-шух, ш-шух-х.
– Я вернулась, – шепчет Рин шуршащим существам. Прокашливается и добавляет громче: – Я вернулась!
Лес на мгновение затихает, а затем шелестит еще громче. Ее встречают. Ее приветствуют.
Вскоре она выходит к полю, за которым стоит дом Юри. И когда-то ее.
Высокая трава растет повсюду, до самого горизонта. И никаких тропинок. Обойти поле можно по широкой дороге, по которой она и шла до этого, но это огромный крюк. Впрочем, Рин никуда не спешит.
Она снимает рюкзак и разминает плечи. За утро она не видела ни одного человека. Неужели все покинули эти места и ушли в города? Может, и Юри тоже?..
Нет. Рин мотает грязной головой, отгоняя эту мысль.
Юрико не уехала бы. Она слишком любит это место. Да и как не любить чистый воздух, облака, плывущие по небу, подступающее море и эти бесконечные луга?
Дорога плавно огибает поле красное от цветов. Рин чувствует щекочущий аромат цветения. Чихает и трет нос рукой. Давно у нее не было аллергии. Впрочем, она давно не видела столько цветов. В городах одомашненные цветы держат в специально отведенных местах: в парках, на клумбах, вдоль дорог. А остальную растительность, настойчиво пытающуюся проникнуть в человеческие обиталища, срезают, сжигают, выдирают с корнем. Если запустить, то даже маленький сорняк вырастет так быстро, что обовьет собой все вокруг.
Через некоторое время Рин устает и снимает тяжелый рюкзак. Делает глоток теплой воды из древней пластиковой бутылки и радуется, что хоть на улице и не пасмурно, солнце уже не палит.
Скоро осень. Рин выбрала хорошее время, чтобы вернуться.
Она садится, опершись спиной на рюкзак, и нащупывает в боковом кармане предпоследний пищевой кубик. Кидает его в рот, разжевывает и с трудом проглатывает. Запивает остатками воды.
Быстрее бы, быстрее бы дойти. Дома ждет настоящая еда, душ и теплая постель, в которой можно будет спать бесконечно.
Вдали раздается странный звук. Не природный.
Человеческий.
Рин настороженно встает – сидя в траве по пояс ничего не увидеть.
Из леса раздается звук, похожий на… трель мотора.
На открытое пространство выныривает старая машина с баулом, привязанным к крыше, и едет по единственной дороге туда, где стоит Рин. Она машет руками, и водитель, подъехав поближе, останавливается.
Рин подбегает, не дожидаясь, пока он откроет окно.
– Вы в деревню? – спрашивает она с надеждой.
– Да в какую деревню? – недоуменно хмурит