Небо режет глаза ясностью. Такое огромное, оно помещает на свою неуловимую поверхность и тучи под левой лопаткой – в Европе, и еле видимые облака на башмаках – в Австралии, и снег на волосах – в Антарктиде, и звезды в правой ладони – в Америке. Лоб, ум, голова ясны – над Россией безупречное лето. Подношу ко рту коричневатый кипяток – обжигаю небо. Провожу языком и ощущаю его ребристость. Есть уже не хочется, но больше делать нечего. Продолжаю смотреть в окно, контролирую послушный рассвет. Хотя он отлично выполняет свое дело: никогда не отлынивает от работы, приходит вовремя. Когда чувствует, что жизненно необходим людям, особенно весной, начинает приходить раньше, летом постепенно убавляет свой рабочий день, зимой подрабатывает в каком-то другом месте, поэтому приходит поздно. Я его не виню. Ему надоедает делать одно и то же круглый год вот уже несколько миллионов лет.
Интересно, случается ли когда-нибудь такое, что два близких человека делают одновременно одно и то же, при этом находятся они на внушительном расстоянии друг от друга. Например, я сейчас вижу, что творится на улице. В этом мне помощником выступает окно. Там ясно, а вчера был дождь. Кусочек неба всегда есть у каждого человека. Небо объединяет. Оно общее для всех, одинаково красиво для всех, одинаково ласково и нежно для всех. Я думаю об этом и о тебе. Может, и ты сейчас стоишь возле больничного окна и разглядываешь шарики облаков. Хочешь, я отодвину их для тебя, чтобы лучше рассмотреть желтое солнце. Целиком. Или ты покажи мне небо. Подари мне небо. Целиком.
Никакого неба сегодня мне не подарили, впрочем, не подарят никогда. В больнице мне преподнесли твой скучающий взгляд и, как часто происходит, надежду.
– У тебя еще кто-то бывает? – подсказали мне свежий букет и ваза с фруктами в твоей палате.
– С работы активисты приходили. Убери все. Ненавижу запах лилий, мне кажется, он сожрет меня. Фрукты отдай на кухню. Или возьми домой. Тошнит от них.
– О чем разговаривали?
– В офисе все по-прежнему. Мне еще долго здесь торчать?
– Не знаю, – прозвучала улыбчивая ложь. – Потерпи.
– Не могу. Почему Костя не приходит?
– Времени, может, нет. Прислал же делегацию, значит, помнит.
– Сходи к нему. Спроси, не заменили ли меня.
– Ладно. Что тебе принести?
– Себя. Только скоро. Воняет. Хочу домой. В тепло.
– Разве здесь холодно?
– Нет человеческого тепла. Инвалиды не согревают друг друга. Они завидуют тем, кто меньше их пострадал.
– Глупости. Ты тоже завидуешь?
– Да, тем, кто умер.
– Я не смогу без тебя.
– Знаю. Считать себя мешком невыносимо.
– Ты не мешок.
– Тебе же тяжело со мной?
– Нет.
– Легко? Значит, легко! – Твоя отрывистая речь превращалась в вопль. – Разве не хочешь объятий и поцелуев? Разве не хочешь ощущать, как под нами рвутся простыни?
– Хочу.
– А