Играю и так же танцую,
Руку худую подняв.
Но уже не сужу я другую,
На которую ты, променяв
Меня, тут осмелился слушать
Речи мои, а впредь
Я не позволю и лучшим
Душу мою отпереть.
Ты же, бродяга удачи,
Скорбь людскую неси.
Больше я не заплачу:
«Господи мой еси!»
Повторяю стократно.
Не встретить бы только тебя,
Еще раз. Не стать мне распятой,
Так беспричинно любя.
Вечер
Теплый апрельский вечер,
Он вдруг говорит:
«А время и вправду лечит»
И улыбается.
Ты же
Чувствуешь: он пытается, и молча глядишь
В глаза.
Боишься спугнуть птицу счастья, что села
На плечи,
И держишь в руках
Туза.
Нет
Нет, это ты в этой
Плечист, речист,
В профиль хорош и мыслями чист.
А в следующей станешь глядеть
На дно бутылки, мыть палубу,
Красть вино.
– Пагубный!
Впрочем везде одно
Тонкое есть одно
Обстоятельство:
Быть твоей- то еще
Обязательство
Знаешь, как выйти замуж за мышь.
Поэтому: встретимся,
И молчишь.
Дом
Есть женщины уютные как дом,
Вернуться к ним-такое наслаждение!
Пресытившись всем суетным движеньем,
Остаться, завернувшись, словно в плед.
А есть трактиры, будто на Кузнечной.
Такая рухлядь для заезжих моряков,
А есть вообще заброшенные крыши,
Куда никто не попадает, под их кров.
Есть тюрьмы для мужланов неженатых…
А я – церквушка средь седых полей
И ты как гость, непрошеный, но знатный
Какую зиму исповедуешься в ней.
Как хочется
Как хочется прожить, не проходя границ.
И не пересекать условных нитей.
Не усложнять, не чествовать, не падать вниз.
Не говорить всем попусту «простите».
Как хочется что б сразу «по любви»,
И мыслями себе построив замок.
Замкнуться в нем лишь с тем, с кем не на «вы»
Оставив слишком гордых и упрямых.
И хочется ни к кому принадлежать:
Не быть ни правым, ни антисемитом.
И партии лихой не послушать.
Ни православным слыть, ни кришнаитом.
Не спорить и не обсудить, не мнить
Себя пол- жизни тем, кем не являлся.
Не чокаться, с предателем не пить.
Не плакаться о тех, кто представлялся
Мне ангелом. А вышел мне никто.
Не сплетничать, не чувствовать тревоги.
Надвинув бушлат старого пальто,
Идти