где был небольшой, южный посёлок. Крики чаек и грохот морских волн будят меня так часто! Я чувствую свою причастность к каждой песчинке и самой мелкой гальке на берегу нашего пляжа. Когда иду ранним утром по бархатному, прохладному песку, непричесанная и босая. Ощущаю себя юной девчонкой с летящей походкой и тонюсенькой талией. Моя стройная фигурка в длинном, алом сарафане! Такой я помню себя все эти годы. Такой я была. И кроме меня больше нет никого, кто бы помнил меня такой, какой я себя помню и вижу в своих снах. Мне больно и обидно думать, что никто, кроме меня уже не помнит тех, кого я любила больше жизни. Так сладко мне вспоминать своих дочерей маленькими. И мужа моего. Первого и единственного. Моя первая любовь! Где она теперь? Улетела, как птица! И муж мой погиб так давно, что даже не больно уже вспоминать. Он работал лесником. Был такой красивый! Мои дочери в него! Такие же! Высокие и синеглазые. Прекрасные дочери. Хорошие из них получились жёны и матери. А сейчас они обе уже прабабушки! Что уж говорить обо мне! Я жила и растила дочерей, работала в ателье закройщицей. Еле сводила концы с концами. Хоть и получала пенсию на дочерей по потере кормильца. Девочкам моим было одной десять, а другой девять лет, когда я встретила того, кто назвал меня Богиней. Он был в разводе. И у него были дети. Мальчик и девочка. Ходили в детский садик. И жену его я знала. И была у него куча баб разных. Имел он любовниц. И я одной из них стала. Хоть и говорил он мне слова красивые, но никогда, ни разу не сказал, что я у него – одна-единственная. Какая бы женщина, любящая и верная, не хотела бы услышать от своего любимого признание, что она для него одна-единственная? А он меня ранил своими словами, когда давал понять, что не только одну меня любит. И я это чувствовала, знала! Как говорится: чёрного кобеля – не отмыть добела! Это о нём! Но, видно, было в нашей любви больше мёда и сладости, чем яда и горечи. Он у меня был один! Единственный. Я безоглядно влюбилась. Обманываться была рада. Потому и терпела. Мне нужны были слова и тепло, любовь и присутствие его в моей жизни. Конечно! Моё самолюбие и гордость страдали. О! Сколько горьких слёз было выплакано! Я уходила. Его прогоняла. Отталкивала. Так и не смогла я понять, как можно говорить, что любишь, называть любимую Богиней и тут же быть с другой, говорить ей те же слова, признаваясь в любви и своей неверности. Разве мог он не знать, что убивает во мне любовь постоянными изменами? Иногда я брала грех на душу. Посылала проклятия. И на его голову, и на головы тех, кто его принимал, зная о наших с ним отношениях. А потом он умер. А я – нет. Я осталась жить. И я поняла, всё простить можно только тому, кого уже нет, кто перешагнул черту, разделяющую свет и тьму. Вот так и я. Простила. В моих воспоминаниях о нём нет больше обиды. Отболело. И после него у меня были те, кого я любила и кто меня любил. Но Богиней была я только для того, кто сладким шёпотом разбудил меня этой волшебной, лунной и звёздной ночью! Я ему благодарна за такой
