Бабушка ушла в свою комнату, а мы остались на кухне. Отдёрнув занавеску, дед приоткрыл форточку и закурил.
– Деда, а ты начал свои воспоминания записывать?
– Пишу потихоньку, – ответил он, выдохнув сизый дым, – Ты не торопи меня. Тут спешить нельзя. Столько времени прошло… Хочется записать так, чтобы потом не чиркать и не переписывать. Основательно здесь надо.
– А почитать можно?
– Погоди, Санька. Как будет можно, я скажу.
– Деда, а ты же в двадцать пятом родился. А на войну в сорок втором пошёл. Это что же? С шестнадцати лет на фронт брали?
– Нет, конечно. Как положено по закону, с восемнадцати. Только я схитрил маленько.
– Как это?
– Расскажу, расскажу. Не переживай.
– А сейчас можно? Все равно не спим.
– Вот пристал как банный лист! Чайку организуешь – расскажу.
Я пулей вылетел на веранду, разжёг газовую плиту, поставил чайник и вышел на крыльцо. Дождь пошёл на убыль. Гром рокотал уже где-то вдалеке после того, как небо ярко рассекала молния.
Вернувшись на кухню, я увидел, что дед продолжал курить, глубоко погрузившись в себя. Будто не было его рядом. Будто вернулся он в тот роковой день – 22 июня 1941 года.
Глубоко вздохнув, дед начал свой рассказ.
– Ждали мы эту войну. Хоть и по радио говорили, что войны не будет. И в газетах об этом писали. Ждали. Тревожно было. Мы-то, мальчишки, мало что соображали, но уже слышали о том, что наши воевали с фашистами в Испании. И из газет было понятно, что Гитлер продвигает свои войска всё ближе и ближе к нашим границам.
Отец с весны хмуриться стал. Мы с Манькой встретим его с работы, обнимем. А он прижмёт нас к себе, гладит по головам и шепчет: «Воробушки вы мои. Ничего… Ничего, вы у меня уже большие».
Вечером нас спать уложат, а сами с матерью шушукаются за столом. Манька спит, а я расслышать стараюсь о чём они говорят. Мама иногда плакала. И молились они вдвоём, затеплив лампаду, до тех пор, пока я не засыпал.
Днём я замечал, как отец перебирает одежду. Сапоги взялся ремонтировать. Да по дому работать взялся так, будто торопился куда.
Утром 22 июня мы всей семьёй в огород выбрались. Кто полоть, кто – грядки поливать. Отец как-то странно весел был. Подбадривал нас шутками-прибаутками, посмеивался над матерью. А мы были рады стараться. Дёргали в картофельных рядках лебеду, да в кучки складывали. Отец подхватывал эти кучки вилами и укладывал сорняки вдоль забора.
Ближе к полудню отца окликнул кто-то из соседей. Он ушёл с огорода и вскоре вернулся назад. Лица на нём не было. «Ну, вот и всё…» – выдохнул отец, – «Бросайте работу и айда до конторы радио слушать. Война».
Мать заголосила, но он тут же прикрикнул на неё и отправил нас мыть руки в бочке с дождевой водой. Подперев входную дверь веником, отец скомандовал: