– В противном случае я родилась бы нормальной.
– Это была бы не ты. Другая девушка, мягкая и благополучная, без этакого рискованного нигилизма в душе.
Вильма встала с дивана и прошлась от стены до стены. Металл обшивки тускло сиял, башня грандиозно продолжалась под ногами, и над головой – бесчисленные этажи вверх и вниз, набитые людьми, напичканные их виртуальными пространствами, резиденции с феерией иллюзорных пейзажей, жизнь, культивированная до состояния искусства, заказные сновидения и обволакивающий уют, созданный суром.
– Я хочу успокоиться, быть такой, как все.
– Ты такая, как все, потому что все мы разные. Технология позволяет выжить почти каждому, дает шанс даже физически ущербным. Это шанс не только выжить, но и получить восстановленную полноценность. Взамен наша технократия требует только одного – разума и подчинения системе.
– Это ты про индексы?
– О них. Кстати, ты зря уклонилась от теста.
– Я не хочу помогать деду – он мне чужой.
– Ладно, – Стеффи выпятила полуобнаженную грудь, – тогда шансов ноль, что ты захочешь помочь мне. Понимаешь, подруга, мне позарез нужно новое тело.
Вильма уставилась на эламитку.
Стефания была прекрасна. Высокая, пропорционально сложенная, синеглазая, хотя последнее, быть может, и было создано за счет незаметной подделки.
– Зачем?
Эламитка закинула розовый локоть за голову, обратив лицо к потолку.
– Нужно, – ответила она коротко и трагически. – Понимаешь, мне скоро стукнет тридцать три.
На вид Стеффи было от силы двадцать восемь. Вильма зашлась от неистового хохота.
– И ради своего юбилея ты спрятала меня от Шеннона?!
Стеффи посмотрела на внучку координатора – к ужасу Вильмы, на веках эламитки дрожали слезы. Поначалу непролитый запас задержался на нижних пушистых ресницах, а потом бурно потек по бархатистым щекам.
– Ох, извини…
Стеффи, впрочем, с истерикой справилась довольно быстро.
– Ты не поняла, – сухо добавила она. – Понимаешь, я тоже родилась с генетическим дефектом. Мутация гена в четвертой хромосоме. Ты слышала когда-нибудь про хорею Хантингтона?
Вильма попыталась вспомнить. Отрывки энциклопедического словаря, загруженные в память глаз, ровными строчками титров поплыли поверх совершенного лица Стефании.
– Это лечится.
– Не в моем случае. Можно обезвредить деформированный протеин и заблокировать реакцию белков. Но у меня несовместимость с необходимыми препаратами.
– По тебе не скажешь.
– Потому что мне всего тридцать три, финал начнется года через два, когда мне перевалит за тридцатипятилетие. Вот тогда – истощение, маразм и полное уродство.
Стефания мягко провела