– Кантер, ты льстец.
– С тех пор, как мой сын погиб в горах, я объективен как никогда. Не хочу собственными руками повредить семье.
– Ты хочешь, чтобы я повторно прошла интеллектуальные тесты?
– Да.
– Хочешь, чтобы я получила-таки права избирателя и занялась политикой?
– Да.
– Ты думаешь, что в предыдущий раз я схитрила и нарочно ухудшила результаты?
– Да.
– Ты считаешь меня сумасшедшей?
– Нет, только немного взбалмошной. И я не слишком тороплю события – думай, только не затягивая размышления до бесконечности. Ты цветешь словно роза, у тебя почти вечность впереди, вот только я не протяну и года.
– С ума сойти, а я-то думала, что ты бессмертен.
Вильма опустила темные очки на переносицу, отсекая хрупкий уют гостиной, камин, бледное лицо Кантера, фальшивый мир деревенского полуденного лета. Где-то за пределами иллюзорной пасторали стояла ночь Элама. Там, среди башен и холодных озер, под искусственным дождем, бродили бледные тени, и кибермусорщик безрезультатно совал в переполненную тележку мятые жестянки.
– Хватит. Не хочу с тобою спорить, мне просто нужно отоспаться. Пусть будет между нами мир, я снова пройду все тесты – почему бы нет? Ты, наверное знаешь, что вовне сейчас полночь. Давай, обговорим детали завтра.
Кантер, который немало поразился такой покладистости внучки, возможно, заподозрил подвох, но он ничем не выдал удивления. Только коротко кивнул и непринужденным движением, с подобием прежней кошачьей ловкости поднялся с кресла.
– Комната ждет тебя. Я закажу киберу луну и звезды. Это будет не ночь Элама в утробе башни, а совсем другая – в такой ночи шуршит трава, поют цикады, падают метеоры, и за маленьким окном вьются крошечные мошки, но они тебя не тронут. Отдыхай спокойно, дорогая девочка. А на утренние часы можно выбрать розовую зарю. Или нет – пожалуй, тебе больше подходит заря золотая.
«А Кантер-то романтик, – решила про себя сильно озадаченная Вильма. – Вот ведь льстивый подлец! Красиво лжет и сам себе поверил. А, может, и не лжет, а только обманывает себя, но это как раз хуже всего. Мне уже его жаль, а если я совсем размягчусь, то не смогу сделать то, что сделать необходимо. И Тони не попадет в Элам. И весь риск дела и все наши муки окажутся напрасными».
– Спокойной ночи.
Она ушла в свою комнату. Кровать тоже оказалась колоритной – высокой, с грудой пестрых подушечек и толстым одеялом. Все добротное и настоящее. Из дерева, полотна и пуха.
Сон пришел сразу. Во сне она «видела» себя в приюте – темный мир слепорожденного ребенка, наполненный образами-символами без цвета. От символов веяло покоем и легкой