Анестезиолог. Пока ты спал. Александр Е. Иванов

добычу и положила на крыльцо. Устроил скандал. Ногой, завернутой в полиэтилен, швырнул в дежурного врача. Силами двух охранников был выброшен на улицу. Угрожал жалобой. Но тут можно не волноваться, не напишет. Остынет, поймет, что здоровья на всю жизнь ему все равно не хватит и рано или поздно к нам в больницу он попадет. А тут подумаешь, испугался, нога на крыльце валяется. К нам вот часто привозят с оторванными руками и ногами, и ничего. Привыкли. Вот к виду оторванных голов, честно говоря, так и не привык. Но, слава богу, отдельно головы или тела без голов к нам давно не привозили. Врачи на «Скорой» понимают, что фантомные головные боли мы лечить не умеем.

      А вот вторую ногу пока не нашли.

Пьеса одиннадцатая. Клиническая смерть

      Утром звонок из приемного в реанимацию: к вам везут клиническую смерть. Я уже считал оставшиеся минуты до конца смены и уже давно измерял шагами коридор, сравнивая полученное расстояние (75 метров) с количеством половых плиток (0,3 метра плюс 5 мм шов между ними), поэтому встретил клиента прямо у лифта. Санитары выкатывают окоченевший труп мужчины лет 45, с пятнами гипостаза на лице, но, слава богу, еще без признаков разложения. За каталкой семенил дежурный терапевт. На вопрос, где же ты тут увидел клиническую смерть, он попытался сделать пару толчков в грудь трупа, изображая массаж сердца. Моментально терапевт был послан на хуй вместе с трупом и молча уехал обратно в приемное отделение. У входа в отделение реанимации сидели удивленные родственники, два мужика и тетка. Судя по внешнему виду, люди не очень сложные, с отсутствием следов интеллекта на физиономиях. Вероятно, приезжие. Как же такое могло случиться? Только что дышал, мы спокойно спали, вдруг женщина проснулась от его храпа, позвонила брату. Тот приехал на своей машине, они его погрузили на сиденье и привезли в больницу. Всего-то прошло времени часа два, не больше. Тут же рядом, от силы час езды. Спасите. Объяснив двумя словами – он умер – бесперспективность ситуации и проводив родственников, я продолжил свои вычисления. Оставалось работать еще 108 минут.

      Дежурный доктор-терапевт страдал тяжелым аутизмом, вернее страдали окружающие его люди, и поэтому никогда не задерживался подолгу на одном месте работы. Нестандартность мышления в сочетании со специфическим слабоумием не позволяли ему заниматься каким-то одним делом, и к сорока годам он сменил несколько десятков специальностей, от кардиореаниматолога до гомеопата. В его трудовой книжке уже было 2 вкладыша. Среди его сертификатов встречались просто экзотические, типа выпускника Израильской школы фитотерапевтов, магистра гомеопатии и экстрасенсорики. Единственное, что он делал безошибочно, так это выносил диагноз «СПИД» на обложку истории болезни, причем при первом осмотре больного, без всяких анализов, и при этом никогда не ошибался в диагнозе. Как это ему удавалось, было тайной. Во всех остальных диагнозах он ошибался.

      За 76 минут до конца дежурства меня посетила мысль, а что же этот шизофреник напишет в истории болезни? Если он догадается