Анестезиолог. Пока ты спал. Александр Е. Иванов

болезни в трех томах. Вот краткое резюме. Поступил пациент, назовем этот процесс – «лечиться», еще в начале октября. Смертельно пьяным. Полежал в изоляторе на полу до утра, проснулся – начал буянить, каких-то червей из волос доставать. Нормальное дело – белая горячка. Наши чудотворцы его связали. Успокоили так, что пару дней мужик провел в глубоком наркозе. Кто ж знал, что он не только пьяный, но еще и жестоко избитый. Били, видимо, ногами в живот. В результате через два дня тело еще в полной релаксации, на ИВЛ, только вот живот почему-то раздувается. Пытаемся разбудить – буйствует. До вечера требуем от заведующего хирургическим отделением: посмотри на клиента, ну не нравится нам его живот, явно болит. Ну а тому, понятное дело, связываться не хочется. Не его пациент, зачем ему проблемы. Помрет еще, так пусть лучше за терапевтами числится. Только ночью уговорили дежурного хирурга посмотреть. Да, говорит, тут что-то не так, давайте на стол.

      Разрез, из живота вываливаются черные кишки. Тромбоз мезентериальных сосудов. Ладно, решают хирурги, давайте сделаем резекцию, но исключительно для патологоанатома, пусть ему будет красиво, а товарищ все одно не выживет.

      Нашли кусочек тонкой кишки, сантиметров 30, по цвету вроде более-менее жизнеспособный, подшили к сигмовидной, остальное все вывалили в тазик. Зашили. Сижу в операционной, жду: перекладывать на кровать или сразу свалить на железную каталку и отвести в подвал. Септический шок, адреналин льется в каких-то невероятных дозах. Но организм живет. Позвал дежуривших в тот день студентов, посмотрите, вот как человек выглядит в терминальной фазе септического шока, некрасиво выглядит, весь в черных пятнах. Ну раз те пришли, давайте переложим на кровать, пусть в реанимации лежит, сидеть в операционной ночью и ждать неохота. До утра, скорее всего, не дотянет.

      Утром смотрим, а он живой. И даже давление есть без всякого адреналина. И просыпаться начинает. Ну нет, милый, ты поспи, нечего тебе в сознании на своих похоронах делать. Три дня прошло – все нормально. Остатки кишочков работают, будто мужику не весь кишечник вырезали, а какой-нибудь аппендикс. Тут уже заведующий хирургией заинтересовался, давай возьмем-ка его в операционную еще раз, проверим. Снова в живот залезли: все там чисто, только просторно стало внутри, не тесно. Ладно, посмотрим, что будет, пусть просыпается.

      По ошибке жене о смерти товарища сообщили, та скандал устроила, а он все живой.

      Когда проснулся, стал есть. Ел забавно. Наши исследователи стояли с секундомером, отмечали, сколько времени занимает пассаж пищи по остаткам кишечника. Интересно. После глотка пища через 30–40 секунд оказывалась в памперсе. Практически в неизмененном виде. Но мужик стал поглощать еду в таком количестве, что что-то успевало всасываться, только санитарке приходилось после него выносить экскремент ведрами. Похудел, конечно, килограммов на 40. Зато переворачивать его стало удобнее.

      Но это еще не беда. В придачу оказался еще ушиб легкого. Началась пневмония, абсцесс. Пришел торакальный хирург, посмотрел. Да, говорит, тут без резекции легкого не обойтись. Но только мы его не возьмем, не перенесет.