Рвали гланды на живую. В войну в госпиталях раненым хотя бы наливали перед операцией стакан спирта, надо мной же издевались без какой бы то ни было анестезии.
После операции я лежала в кровати и тупо смотрела в потолок. Не было ни мыслей, ни чувств. Вместо меня был робот, автомат, который начал действовать сам по себе.
Вот он встал с постели, вышел в коридор, зашел в уборную, где на полу стоял добрый десяток детских горшков, которые нянечки не успели опорожнить и вымыть. Робот заглянул в несколько горшков, выбрал самый увесистый, подошел к окну, открыл его и… Да, именно так. Выбросил в окно. Вместе с содержимым. Потом также спокойно и невозмутимо вернулся в палату и лег на кровать. Закрыл глаза и перевел дух. Он отомстил. Как мог и как умел. Подручными средствами. За то, что его пытали. За то, что его личность, его сущность, его душу распяли в операционном кресле. Распяли, не посчитав нужным хотя бы поставить в известность об этом намерении.
Робот лежал в постели, а за окном больницы, в ее коридорах стоял нечеловеческий крик. Через несколько минут в палату ворвался главврач со свитой «пытальщиков». Выяснилось, что горшок с содержимым упал аккурат на голову одной дамочке, которая в тот момент проходила под окнами больницы. И теперь дамочка грозится пересажать в тюрьму весь персонал больницы вместе с ее пациентами.
Главврач учинил в палате допрос. Больные, такие же по возрасту девчонки, что и робот, тряслись от испуга и никак не могли вспомнить, выходил кто-нибудь из палаты в последние 5 минут или не выходил. Потом вспомнили: никто не выходил. Робот между тем не подавал голоса. Ему нельзя было подавать его еще сутки после операции. Поэтому его никто не спрашивал, а наоборот все смотрели на него с сочувствием и даже принесли мороженое, чтобы горло быстрее зажило. Робот съел, не сказав спасибо. Робот не мог благодарить людей, которые причинили ему физическую боль, но главное – нравственную.
Никто так и не узнал, чьих рук было то дело. Мама моя сердцем чувствовала, что так поступить могла только ее дочь. Которую нельзя, категорически нельзя подло загонять в угол.
С высоты прожитых лет мне в этой ситуации более всего жалко ту дамочку. Но если привязать случившееся с ней к законам вселенной, то происшествие выглядит даже философским. Ибо, как известно, случайностей не бывает. И если именно эта женщина должна была получить по голове, то она и получила. Если бы ей не суждено было испытать такого рода шок, она прошла бы по другой стороне улицы или проскочила под окнами больницы с большей скоростью, чем с четвертого этажа летел горшок. Или, наоборот, тормознула бы на подступах к источнику опасности. Но произошло то, что произошло. И проделано было именно моими руками. Руками девочки, которую глубоко оскорбили. Причем, мой выход из палаты остался не замеченным никем. Ни больными, ни нянечками, которые постоянно шныряли по этажу, ни ребятами из других палат,