Глинкин пришел, когда начало темнеть. Как всегда – цветочки и комплименты Танюрочке. Лукьянчику стало смешно оттого, как неискусно фальшивила его жена, благодаря Глинкина за комплименты и цветы. Не знал Лукьянчик, каких сил стоило его Танечке отбиться от притязаний его зама, который, когда он лег в больницу, чуть не каждый день являлся к ней с цветами и вином; дело дошло до того, что однажды она бросилась к телефону, вызвать милицию… Только после этого он свои пылкие визиты к ней прекратил.
Но вот Таня ушла к себе, и Глинкин повернулся к хозяину дома.
– Ну, Михаил Борисович, мы здоровы? – весело спросил он, протянув руку, и Лукьянчику не понравилось, что он над ним издевается. Не дождавшись ответа, Глинкин поинтересовался: – Звонил тебе Вязников, в душу его..?
– Звонил, звонил, – не скрыл раздражения Лукьянчик. – Что-то показалось мне, что ты передержал меня в больнице.
– Тут лучше было пересолить, – серьезно сказал Глинкин, но, увидев на лице хозяина дома удивление, добавил мягко: – Давай-ка лучше обмозгуем повестку ближайшего президиума исполкома.
Повестка получилась длиннющей – семнадцать вопросов; правда, половина их были, по терминологии Глинкина, скорострельными.
– Выдержим! – сказал Лукьянчик, он изголодался по работе, ему хотелось поскорее ринуться в карусель привычных дел.
Скромно выпив, вкусно и сытно закусив, они перешли в кабинет, выгороженный в одной из комнат. Сели рядком на диван и около часа говорили тихо, еле слышно, и стороннему человеку не понять, о чем шла у них речь…
– Пока вы болели, я притормозил… – сказал Глинкин.
– Дом на Ключевой приняли? – поинтересовался Лукьянчик.
– Его лучше обойти стороной.
– Почему?
В этот дом переезжает начальник нашей госбезопасности, председатель городского народного контроля, редактор газеты… Представляете? Бабы у подъезда сойдутся, и пошла информация. Зато нас порадует дом на Кузнечной.
Каждый кузнец своего счастья… – тихо рассмеялся Лукьянчик.
– Именно. Но что-то воздух мне не нравится… вздохнул Глинкин, однако, что он имел в виду, не пояснил…
Поднимаясь с дивана, Глинкин положил на столик конверт и, увидев на лице у Лукьянчика вопрос, пояснил:
– Это полагается вам по больничному бюллетеню, – и рассмеялся. – Завтра в исполкоме будете?
– Обязательно.
– Днем к вам будет рваться некто Буровин. Примите его…
Ответ – «подумаем». А гусь жирный.
Когда Глинкин ушел, Лукьянчик некоторое время сидел один в кабинете, погасив свет и включив тихую радиомузыку. «Все-таки жизнь прекрасна», – подумал он, и, точно подтверждая это, в дверях появилась его Таня в ярком халатике, не совсем запахнутом:
– Ты что, в больнице спать разучился. Идем-ка…
Жизнь