Когда он закончил, я встал и, не зная, как поступают в подобных случаях, вежливо попрощался и вышел.
В фойе меня догнал Николай Пафнутьич. «Что ж ты не умеешь себя вести?» – воскликнул он. «А что такое?» – изумился я. «Что ты говорил Валентине Вадимовне неделю назад, когда вы столкнулись с ней в Учебном театре?» «А что я ей говорил?»
Тут я вспомнил.
4.
Неделю назад я смотрел спектакль одного молодого и талантливого режиссёра. В антракте, взволнованный тем, что увидел, я ходил взад и вперёд по фойе, высоко размышляя об искусстве. Кстати сказать, меня трудно чем-либо удивить или взволновать в искусстве, особенно в последний год. Но если уж кто-либо достигает высот или известного мастерства, то я внутренне всегда это признаю и радуюсь, будто обрёл брата. Тут-то я и столкнулся, к своему несчастию, с Валентиной Вадимовной.
Она, по своему обыкновению, чуть жеманно положила свою ладонь на мою и со смешным тактом стала доискиваться причин моего отказа участвовать в дипломном спектакле. Я не смог ей ответить вразумительно, материя была слишком эфемерной. Это дало ей ощущение своей правоты, и она стала упрекать меня тем, что я «подвёл коллектив». Я сказал на это, что есть вещи поважнее, чем коллектив. Она, естественно, ничего не поняла и ещё настойчивее стала отчитывать меня за неэтичное поведение и, наконец, поучать, как нужно себя вести.
Мне не однажды в течении всей моей жизни приходилось выслушивать подобные поучения и советы исправиться. Не буду рассказывать, как я реагировал на подобную критику в детстве и юности, скажу лишь, что в последний год, глубоко смирившись с сознанием своего одиночества, я лишь улыбался и, чтобы остаться с поучающим в приятельских отношениях, а также, чтобы быстрее закрыть больную для себя тему, соглашался с поучениями и обещал исправиться. Таким образом я приспосабливался (или совершенствовался, как хотите). Но на этот раз я поступил опрометчиво. А всё воздействие высокого искусства! Я, кажется, назвал наш дипломный спектакль в постановке Порожнего бездарным и дилетантским. Валентина Вадимовна остолбенела от моего заявления.
Теперь выходит, что она рассказала мастеру о моём дурном отзыве. Так вот откуда эта ненависть! Я смотрел в глаза Николаю Пафнутьевичу, слушал его пересказ того происшествия, немного его не узнавая, и глупая улыбка забродила на моём лице. «Ах, ты ещё и смеёшься!» – обиделся