– Он сразу перешел на ты? – поинтересовался Киннам.
– Да, он иначе ни к кому не обращался.
В этот момент дверь кабинета распахнулась, и величественно вплыла Элен с небольшим подносом. Она грациозно опустила поднос на столик, стоявший перпендикулярно ректорскому столу, бережно сняла с него кофейную чашку и, почтительно изогнувшись, поставила ее перед Киннамом, не забыв подложить маленькую салфетку. Афинаиду секретарша не удостоила взглядом, повернулась на каблуках и мгновенно скрылась. Девушке пришлось самой тянуться за кофе. Она машинально пошевелила в нем ложечкой и продолжала:
– Ну вот, тогда он махнул рукой и сказал: «Не важно. Мне сейчас надо молебен отслужить, помоги, пожалуйста». И ткнул меня в служебник. Я прочитала, запинаясь, пятидесятый псалом, а отец Андрей потихоньку пел, бормотал молитвы. Потом похвалил меня, сказал, что хорошо читаю – это было неправдой, между прочим, читать я научилась позже, – и тут же спросил, приду ли я завтра. Мол, очень нужно завтра кое в чем помочь. Я растерялась, но он тут же забыл о вопросе, вернулся вдруг к моей исповеди, если можно ее так назвать. Объяснил, что мое прегрешение тяжелое, что жертвоприношение идолу – это ни к какие ворота не лезет, что я отлучила себя от церкви, от Бога… Но сразу принялся утешать, говорил, что я сложный человек, что меня можно понять и простить, но понять меня по-настоящему может только Господь… и духовный отец, если он у меня появится. Потом опять спросил, приду ли я завтра…
– И вы, так сказать, проглотили эту приманку, – подытожил Киннам слегка удивленным тоном.
– Нет, не совсем… Это не выглядело приманкой, вернее, приманкой был весь его тон, стиль, манера поведения. Он действительно располагал к себе! Я пришла к нему снова, да. Хотя не назавтра, а через неделю. Меня разбирало странное любопытство: хотелось понять, что это за церковная жизнь такая, чем живут все эти люди, какой они смысл находят во всех этих занятиях… И сам Лежнев мне тоже стал интересен. И вот, я пришла, а в храме в тот день собирали одежду для бедных, и отец Андрей мне обрадовался. В тот момент было много бестолковщины, не хватало просто аккуратных людей. И… я как-то сразу почувствовала, что я здесь нужна, что мне рады. Это было не то, что в Академии, где все мы были на равных и никто, по большому счету, друг другом не интересовался. Лежнев бегал вокруг, пытался руководить и всем говорил: вот, посмотрите, какая к нам барышня пришла ученая!