Мечты и молитвы Афинаиды не исполнились, а вскоре Алекс бросил аспирантуру и исчез из поля ее зрения. Она училась хорошо, но занятия наукой всё сильнее шли вразрез с православными понятиями. Ведь изучение трудов давно умерших и попавших в ад язычников или не очень-то благочестивых христиан, писавших о земной любви, а не об умерщвлении плоти, – неподходящее дело для души, ищущей спасения! Раньше Афинаида и не думала, что такое спасение и от чего надо спасаться, но под влиянием Лежнева стала думать со всей серьезностью. Думать и постепенно отсекать всё, что этому мешало. Часто «лишнее» отсекалось и само собой, прав был отец Андрей: «стоит лишь захотеть, как сразу весь мир с его соблазнами тебя оставит»… Вопрос в том, кто больше захотел, чтобы мир оставил Афинаиду – она сама или Лежнев? Пожалуй, все-таки он, но как ловко сложились тогда кирпичики: ты унываешь, мучаешься и всё валится из рук потому, что над тобой тяготеют нераскаянные грехи, которых ты пока и увидеть-то не можешь. Но настройся на духовную жизнь – и всё обернется иначе! Придет спокойствие, радость и неземная любовь. Мирские занятия этому только мешают, отнимают драгоценное время…
Тряхнув головой, Афинаида заставила себя не думать о мороке, в котором пребывала столько лет. Быстрым шагом пройдя портретную галерею, она стала подниматься по мраморной лестнице.
Приемная ректора находилась на третьем этаже. С душевным трепетом Афинаида отворила красивую дверь орехового цвета, на которой строго поблескивала золотистая табличка, и вошла. Справа за компьютерным столом сидела загорелая белокурая девушка. Красный топик под белым летним жакетом лишь до половины прикрывал ее высокую грудь, на которой поблескивал небольшой золотой крестик; короткая белая юбка позволяла любоваться