Если не приходила Юля. Если приходила Юля, то картина становилась иной.
Леонид оживал. Вот, как сейчас, например.
Лера начала понимать, что значит «я страдала». Лера страдала. Нервы
сдавали, и Лера принялась дерзить. Дерзить, хамить и говорить гадости. Мужу. Не
этой же, пропади оно все, дочечке…
Войдя на кухню, Леонид мимоходом кивнул жене и уселся на свое обычное
место. Следуя за ним по пятам и чуть ли приплясывая в щенячьем восторге, возле
обеденного стола материализовалась и глыбокоречинская нахалка и плюхнулась
напротив, заняв обычное место Леры. Семейная идиллия продолжалась.
– Пап, а мы в Глыбокоречинск с тобой съездим? У тебя когда отпуск? Давай
сделаем маме сюрприз, а?
Леонид пугливый взгляд на жену не кинул, не закашлялся, выигрывая время, а
проговорил размеренно и спокойно:
– Не фантазируй, стрекоза. Ты взрослый человек и должна понимать, что есть
вещи совершенно неприемлемые.
– Да что тут такого неприемлемого?! Это же…
– Стоп, Юля. Угомонись. Давай лучше поговорим о том, какой подарок мы тебе
сделаем, когда ты поступишь в институт.
– Ну что ты, пап. Мне ничего от тебя не надо, совсем ничего! – с трогательной
доверчивой наивностью проговорила девица, распахивая голубые глаза.
«Актриса», – привычно подумала Лера.
– Ну это мы посмотрим, – произнес Леонид. – Ты все еще у подруги живешь?
Наверно, надо тебе квартиру снять. Я подумаю над этим.
Глаза дочки засияли. Отец усмехнулся. Его жена молча жевала еду,
уткнувшись в тарелку.
Потом Юля вежливо сказала: «Спасибо, Валерия Львовна, все было очень
вкусно», а Валерия не расслышала. Вот не расслышала. Потом Леонид, кинув
исподлобья на жену мрачный взгляд, поднялся, чтобы дочь проводить, а жена,
конечно, не сдвинулась с места. Потом до нее донеслись голоса из прихожей. Ее муж
произносил слова с покровительственной лаской, а дочь ее мужа – с лаской
благодарной. Идиллия.
«А моя идиллия, кажется, завершена. Теперь я для него уже не маленькая
девочка, а взрослая и желчная тетка, у которой нет и в помине великодушия,
благородства, понимания и жертвенной любви. Как, должно быть, он во мне
разочарован. С ума сойти»
Леонид, вернувшись на кухню после трогательного прощания с крошкой,
неодобрительно спросил:
– Ты не могла бы быть с ребенком поприветливее?
– Это твой ребенок, – звонким голосом проговорила Валерия и швырнула в
мойку недомытую вилку. – Жаль, что так долго вы были в разлуке. И жаль, что
встреча ваша не состоялась лет этак пять назад. Или, на худой конец, четыре. Но все
можно исправить, не так ли?
И сорвав фартук, она вышла из кухни стелить себе в гостиной.
На следующее утро они не разговаривали. Возможно, так бывало и раньше,
утро – это вообще