«Как-то лошадь входит в бар» – настоящий израильский роман, подлинно гроссмановский, в котором запечатлены различные аспекты и нюансы нашей жизни, увлекательной, многогранной, где веселье и юмор порою таят глубокую трагедию, – как и присуще еврейскому (и не только!) юмору испокон веков. Но есть еще одна особенность этого романа: герой, ведя разговор с публикой, широко пользуется израильским сленгом.
Израильский сленг – удивительное явление в израильской культуре, в устной и письменной речи, в израильском бытии и быте.
Определенный пласт сленга в свое время возникает под влиянием выходцев из России и Восточной Европы, говоривших на идише, на русском и на других славянских языках. Например, «саматоха»; это слово из русского пришло в идиш и вошло в иврит в произношении, заимствованном из идиша, с тем же значением: «суматоха». А слово «чемодан» пришло в русский из персидского и татарского, но в иврите так называют «большой чемодан».
Роль армии, ее солдат и офицеров, выходцев из многочисленных еврейских этнических общин в создании, обновлении и совершенствовании израильского сленга трудно переоценить! Армия – один из главных источников сочного, вечно живого, остроумного и неповторимого сленга. Свидетельствую лично: более десяти лет своей израильской жизни я ежегодно призывался в Армию обороны Израиля на резервную службу и за это время сумел познакомиться, немного постичь, а затем и полюбить ивритский сленг. Судьба подарила мне в Израиле еще один подарок – несколько напряженных лет я провел в стенах Еврейского университета в Иерусалиме, где кроме прочих премудростей мне посчастливилось наслаждаться сленгом своих однокашников, студентов и аспирантов, людей образованных, хорошо подкованных также и в тонкостях сленга. На всю жизнь запомнил я свое первое слово израильского сленга, усвоенное еще на первом году жизни в Иерусалиме и поразившее меня своей образностью, музыкой, динамикой: «чакала́ка». Так называется мощная мигалка поперек всей крыши автомобиля полиции. Помню и второе слово: когда на занятие, которое я проводил в лаборатории электроники (на втором году моей израильской жизни), не явился один из учащихся, то его товарищ объяснил мне: «Он тебе устроил бе́рез». «Бе́рез» – это на иврите «кран», смысл этого выражения – «смыться», «слинять» – очень точно связан с водой, текущей из крана. И я подумал, что языки наши – иврит и русский – очень близки: парень, устроивший «бе́рез», возможно, хотел сказать мне: «Кранты́»…
«Всякий, кто любит язык, не может не любить всей душой сленг».
Эти слова замечательной израильской писательницы Шуламит Харэвен (1930–2003), первой женщины, избранной (1979) в Академию языка иврит, я процитировал Давиду Гроссману, когда рассказал, что, переводя его роман, я попытался – буквально в нескольких словах в конце страницы – пояснить сленговые выражения, звучащие из уст героя.
Давид грустно вздохнул: «Шуламит была моим близким, сердечным другом, и мне ее очень