Собрав урожай дягиля, Алаис огляделась, ища другие полезные травы. Чуть выше по течению она увидела окопник с приметными, отогнутыми книзу листьями и поникшими кистями розовых и лиловых колокольчиков. Окопник, который чаще называли костевязом, хорошо сводил синяки и помогал заживлять ссадины и переломы. Решив немного повременить с завтраком, Алаис прихватила инструмент и снова взялась за работу, остановившись только тогда, когда панир наполнилась до краев, а ткань на обертку была использована до последнего клочка.
Тогда она вынесла корзинку на берег, уселась под деревом и вытянула ноги. Спина, плечи и пальцы ныли от усталости, но Алаис была довольна собой. Подтянувшись, она достала из дупла винный кувшинчик, выданный Жакобом. Пробка выскочила с легким хлопком. Алаис чуть вздрогнула, почувствовав на языке холодную струйку. Потом она развернула свежую коврижку и оторвала большой кусок. У хлеба появился странноватый привкус соли, речной воды и трав, но голодной девушке показалось, что она в жизни не ела ничего вкуснее.
Небо уже стало бледно-голубым, цвета незабудок. Алаис понимала, что ей давно пора домой. Но по воде плясали золотистые солнечные зайчики, дыхание ветерка гладило кожу, и ей не хотелось возвращаться на шумные улицы Каркассоны, в толкотню замка. Уверив себя, что от нескольких лишних минут беды не будет, Алаис откинулась навзничь на траву и прикрыла глаза.
Ее разбудил птичий гомон.
Алаис подскочила. Над ней трепетала лиственная крыша, и девушка не сразу вспомнила, где находится. Память нахлынула волной.
Алаис в панике вскочила на ноги. Солнце стояло высоко. Облака исчезли. Нельзя было так задерживаться. Теперь ее наверняка хватились.
Торопливо собрав вещи, наскоро ополоснула в реке испачканные землей инструменты, плеснула водой на подсыхающие тряпичные пакетики с травами. Она уже уходила, когда что-то в зарослях камыша зацепило взгляд. Обрубок бревна или коряга? Алаис прикрыла глаза от солнца, дивясь, что не заметила ее раньше.
Нет, ни бревно, ни коряга не могли бы так колыхаться в струях течения. Алаис подошла ближе. Теперь ей стали видны клочья темной материи, распластавшиеся по воде. Алаис замешкалась в нерешительности, но любопытство одолело осторожность, и она снова ступила в воду, прошла по отмели к глубокой и быстрой воде на середине русла. Чем дальше она заходила, тем холоднее становилась вода. Алаис с трудом сохраняла равновесие. Ноги тонули в вязком иле, а вода поднималась выше худых белых коленок, замочив уже юбку.
Ровно на середине реки она остановилась. Сердце стучало, и ладони вдруг покрылись липким потом. Теперь она видела.
– Payre Sant! Святой отец! – невольно сорвалось с ее губ.
В