– Вчера вечером в реанимационное отделение больницы №3 был доставлен зверски избитый молодой человек двадцати трёх – двадцати пяти лет. Состояние критическое. При себе документов молодой человек не имел, но была обнаружена сумка со спортивной формой. Просьба посмотреть на фото на экране. Опознавших просим позвонить по телефону…
Я посмотрел бы на теперь несуществующий экран. Там находилось бы фото парня, сделанное на скорую руку. Но даже на плохой фотографии было бы видно, что красавчиком ему уже не быть. Я бы ощутил мимолетный приступ гордости и некоторого недоверия к себе. Это я его так отделал?
– Это Абаддона, – шепнула Астаарта, обнимая меня сзади за плечи. – Это не ты. Не жалей его.
– Я и не жалею, – ответил я. Это было правдой. Я пытался нащупать в себе хоть что-то, напоминающее жалость, но это не удалось.
– Мы Боги! – сказала она. – Мы контролируем судьбу и заставляем в страхе дрожать других людей.
– Мы Боги, – повторил я. Это уже не было торжествующей фразой. Это была констатация факта. Я принял свою божественность как нечто само собой разумеющееся.
Она поднесла к моим губам папиросу, набитую травой. Я затянулся, и в лёгкие прошла горькая порция дыма. Все вещи в квартире внезапно обрели яркость и чёткие контуры. Мои мысли начали носиться взад и вперёд, обгоняя друг друга. Я блаженно улыбнулся.
– Кайф.
Причиной утешения может быть как добрый ангел, так и злой, но для противоположных целей: добрый для успеха души, чтобы возрастала и шла от хорошего к лучшему; злой же ангел – для противоположного, чтобы затем привлечь её к своему превратному намерению и лукавству8. Так говорит Игнатий Лойола.
Обрывок десятый
Она хихикнула.
– Вчера ты принес мне жертву. Ты меня любишь?
– Что за глупости ты говоришь? – шутливо-серьезно ответил я. – Я тебя ненавижу! – и я не знал, сказал ли я это в шутку или на самом деле.
– Язычник! – воскликнула она. – Ты поклоняешься тому, кого ненавидишь!
– Я поклоняюсь лишь себе, – ответил я. – Только в себе я вижу Бога. Никого нет прекрасней и лучше меня.
– Запомни это, – она внезапно перешла на серьёзный тон. – Запомни это и напиши огненными буквами в своём сердце. Никто не смеет говорить или думать, что он лучше тебя.
В моем сердце огненными буквами прорезались её слова. И её образ.
Я открыл холодильник и окинул задумчивым взглядом жалкие пищевые остатки.
– Сегодня мы остались без завтрака, – констатировал я.
– Ты же не хочешь сказать, что я сегодня не позавтракаю? – она наморщила лоб. С её ресниц посыпалась тушь. Глаза её были холодны и неумолимо жестоки. – Из всех грехов чревоугодие мой самый любимый.
Я пожал плечами.
– Если это так, то почему же ты не большая, жирная и толстая, а такая худая, что я постоянно упираюсь в твои ребра?
– А