Глава четвёртая
К полудню, когда Светка добралась до больницы, снежный заряд, заметавший город почти полночи и всё утро, ушёл куда-то вдаль, на юго-восток, в сторону Москвы. Резкий, злыми холодными порывами северо-западный ветер разогнал наконец тяжёлые, цвета грязного асфальта тучи, и по небу весёлыми белыми лошадками понеслись пуховые маленькие облачка, выглянуло солнце. Только у Светки на душе было не солнечно, совсем. «Что там? – задавала она себе в который раз один и тот же, мучивший её без конца вопрос. – Что там с Венькой? И где его искать?» Одни вопросы… Ну, откачали они его вчера, а дальше что? «Последствия ещё какие-то, непоправимые возможны», – в холодном ужасе припоминала Светка вчерашние слова старшего бригады скорой, сказанные, очень хотелось верить, сгоряча. Да и вообще, психушка…
Слова этого она боялась страшно и даже в мыслях старалась избегать. Неврология, ну хорошо, пусть психоневрология – так ей казалось всё же чуть полегче. И тоже очень страшненькое слово «суицид», и даже звучавший чуть помягче, но от того не менее ужасный, гадкий термин «попытка суицида» вызывали в её сердце боль и страх. Думать об этом не хотелось, при одной только мысли о беседе с лечащим врачом ей становилось плохо, и всё же она прекрасно понимала: каких-то, хотя бы минимальных объяснений ей всё равно не избежать.
«Господи, – повторяла она снова и снова тихим шёпотом, – ну сделай так, чтобы с ним было всё в порядке! Ну хоть сегодня пригляди за Венькой! Ведь ты же можешь, Господи! Ну пожалей хоть ты меня, сжалься надо мной! Будь милосерден ко мне, Господи!» И с этой скорбной, беззвучной и горестной мольбой, на ослабевших вдруг ногах, она вошла в ворота огромной клинической больницы, где-то в Купчино, на южной окраине Санкт-Петербурга.
Многим из нас, уважаемый читатель, конечно приходилось навещать своих друзей, близких