Главврач стационара, с перспективой повышения до руководителя всей клиники, ну, или хотя бы зама, что в целом тоже бы устроило – так в идеале он видел себя в будущем. Служба на солидной должности в таком, действительно закрытом стационаре, помимо очевидных возможностей поправить с помощью братков шаткое пока финансовое положение, могла бы дать ещё и богатый материал к исследованиям в области криминальной психиатрии. Всё дело в том, что Станиславович, как иногда величали его старшие коллеги, давно уже, хотя и без особенных успехов, писал диссертацию как раз на эту тему.
Склонность к науке всегда была важной частью его внутреннего Я. Мединститут Сергей вполне бы мог окончить на отлично, с красным дипломом, дисциплина и успеваемость у него, как говорится, были на уровне, да и способностями Бог не обделил. И всё же недотянул немного, подвёл трояк за практику, на последнем курсе, единственный за долгие годы обучения. Однако Серёга, тогда никакой ещё не Станиславович, по этому поводу не переживал. Лучше, как шутили в меде, окончить с красным лицом и синим дипломом, чем наоборот. В аспирантуру Серёга не пошёл: практическая работа интересовала его гораздо больше. И тут, в определённой степени, Серёге «повезло». Свою трудовую биографию он начинал в печально знаменитом в те времена «Скворешнике» – психиатрической больнице имени Скворцова-Степанова, в родном Питере, тогда ещё, конечно, Ленинграде, в спрятанном от нежелательных посторонних взглядов высоким забором из бетона больничном комплексе, между железной дорогой и лесопарком, на станции Удельная. И там, в различных должностях, всё выше поднимаясь скользкими ступенями крутой служебной лестницы, прослужил почти целых семь, или даже восемь и правда каких-то сумасшедших, долгих восемь лет.
Где-где, а уж в родном «Скворешнике» материалов для научных изысканий в области психиатрии Серёге действительно хватало. И дело тут не в гигантском количестве психов и маньяков в тогда ещё вполне благополучном Ленинграде. В психушку во времена расцвета социализма частенько попадали и вполне нормальные, слегка только обиженные судьбой и государственной машиной люди – возможно, с лёгкими какими-то отклонениями. «Так у кого ж их не бывает, – размышлял время от времени Серёга, – все мы немного с отклонениями, разница только в направлении и степени, возможно в умении или неумении, а может, и в банальном нежелании скрывать свою беду от окружающих». Здесь-то как раз всё