– Я к выставке готов, остальное все в твоих руках, точнее в твоей волшебной кисти, когда заканчиваешь?
– Это картина последняя, осталось парочку дней, – и художник радостно улыбнулся, – если честно, то я уже исписался, фантазия кончилась и так, слава богу, для выставки готово пятьдесят полномасштабных работ, из них эта, последняя, должна быть шедевром, такого еще никто не делал. Пускай она не совсем связана с греческой мифологией, но то, что она мистическая сомнений нет.
– Да, после «Вакханалии» ты стал писать значительно лучше. Эх, жаль, что «Вакханалии» не будет на выставке, она была бы вишенкой на торте, но с другой стороны, если бы не ее успех, кто бы о тебе знал.
– Что-то находим, что-то теряем. – философски заметил Николос, – а тебя не смущает выставка древнегреческой мифологии в России?
– Почему бы и нет, античная культура во все времена ценилась, пусть и не нашла должного отражения в русской православной культуре, может быть и зря, тем более стоит восполнить пробел, а после ажиотажа с «Вакханалией» даже самые дремучие русофилы заинтересовались древней Грецией, этим надо воспользоваться пока конъюнктура есть, как ты знаешь, я прежде всего коммерсант. Наша задача не упустить выгоду. Открой лучше секрет, что это, вдруг, творчество у тебя так и поперло?
– Это тайна, которая умрет вместе со мной.
– Ой ли, не хочешь не говори, все цену себе набиваешь.
– Кстати о цене, неплохо бы обсудить и мой гонорар.
– Хорошо, сдаюсь, будет тебе половина от суммы реализованных работ по итогам выставки, так выгодно я никому не предлагал сотрудничество.
– Это потому, что у тебя более выгодных сделок, чем с моими работами и не было никогда.
– Что правда, то правда, поэтому мы с тобой не только приятели, но и друзья, – рассмеялся ушлый деляга.
– Да еще и партнеры, – напомнил приятель и друг.
– Куда деваться, замкнутый круг.
– Ладно, хватит меня отвлекать иначе я не успею к сроку, а до выставки две недели осталось. Как с рекламой?
– Да по всей Москве волна идет.
– Посмотрим, что она вынесет на берег.
– Я надеюсь, золотой песок.
– А я надеюсь, мировую славу.
– Плох тот художник, что не мечтает о вечности, особенно вечности подкрепленной материально.
– Ладно, болтун, отчаливай, а то сейчас в краске измажу, – и Николо угрожающе взмахнул кистью.
– Все, все отчаливаю, трудись «бумагомарака».
Гамлет улыбнулся и, помахав рукой, скрипнул дверью, скрывшись в ее проеме и оставивший мастера наедине с муками творчества. А муки по-настоящему были. «Цветок папоротника» никак не получался, ускользало, что-то очень важное и, вот наваждение, живописец замечал, что наутро картина меняла свои очертания, как будто ночью жила какой-то своей, загадочной жизнью. Решив не прерываться на сон, художник, избегая искусственного света, писал при свечах, справедливо полагая, что так