Свидетель на свадьбе должен быть неженатый. Наиль Фаилович Хабибуллин

приходит второе беспокойство: как будет писаться сегодня. В будние дни, когда мысли погружены в работу, этот страх не так отчетлив и сам собою отступает. У Герца ни раз возникала шальная мысль сменить профессию, найти другое место, где не требуется такого умственного и психологического напряжения, и посветить себя прозе. Работа не всегда позволяла сконцентрироваться на романе, подбрасывая временами неожиданные коллизии. Но бросить и уйти целиком в писательство роскошь не позволительная, и в любом случае означало бы финансовый кризис. И как следствие, не потянув ипотеку, квартиру пришлось бы продать. А другого жилья, ни здесь, ни на большой земле, у него попросту не имелось.

      Не хотелось включать телевизор, в постели приятнее нежиться в тишине, слушать дождь, мерно отстукивающий по отливу окна; слушать ритмичное тиканье настенных часов, добавляющее безмятежности и уюта. Страх времени уже преодолен, беспокойство будет ли сегодня писаться, еще не наступило. Приграничное состояние, уже проснулся, но еще удается дремать.

      Робкий звонок в дверь, затем продолжительный, осмелевший. Герц не спеша поднялся и прошел к окну, убрал подпирающий словарь, перевел ручку вертикально вверх, и оставил створку под косым углом. Поеживаясь, шлепая босыми ногами по холодному линолеуму, прошел на кухню и закрыл балконную дверь – тянул время, надеясь, что утренний гость не дождется и уйдет. Ничего подобного, звонки стали по-хамски требовательны, с короткими паузами – ранний визитер на слух воспроизводил какой-то бравурный марш.

      Не посмотрев в глазок и не заботясь, что он в трусах Герц отпер входную дверь и онемел от неожиданности. На пороге стояла Ангелина, в коротком розовом халате и в домашних тапочках. Длинные каштановые волосы переливались, словно она только что вышла из ванны и наспех успела их просушить, тонкие губы кривились в усмешке. Подмышками она сжимала коробку шоколада, в другой руке полупрозрачный пакет «маечка», с просматривающимися яркими упаковками внутри.

      – Привет, – сказала она.

      Герц конфужено таращился на раннюю гостью.

      – Может, все-таки пригласишь? – спросила она, с нескрываемым недовольством в голосе, что столько прождала. Во взгляде непривычная надменность, возможно, первое, ошибочное впечатление.

      – Прошу прощения, я только проснулся, – выговорил Герц, преодолевая оцепенение. – Проходи.

      Оставив дверь открытой, Герц понеся в комнату. Наспех влез в измятую футболку и натянул трико, попрятал разбросанные вещи и задвинул занавески ниши. Ангелина, не заглядывая в комнату, примыкавшую к тесной прихожей, прошла на кухню. Слышно, как она набрала воду, и включила электрочайник. Открыла настенный шкаф, погремев посудой, что-то достала оттуда и сполоснула в раковине.

      Собравшись с духом, Герц вышел на кухню. Ангелина сидела на стуле между столом и электроплитой, нескромно закинув ногу на ногу, раскачивала тапок повисшей на пальцах ног. Миндалевидными ногтями левой руки она отбивала дробь на коробке шоколада, лежавшей