– Ты, Али-баба, пойми, – наставлял Хрущёва неугомонный Боцман, – попадись ты этому Ахметке в лапы, он же тебя не пожалеет и орать: «Командир, не надо!» будет некому. Всю обойму в живот выпустит, а потом ещё и горло перережет, падла. У нас с тобой и так «гнездо» – ноги не вытянуть, а тут ещё эту сволочь где-то прятать надо.
Через десять минут, порядком окосевший душманский разведчик Ахмет уже лежал связанный на позиции, ответственного за него, прапорщика Хрущёва Али Ивановича. Раненый, пьяный и живой. Он что-то бормотал бессвязно, дрыгал связанными ногами, даже улыбнулся пару раз Али-бабе. Потом затих, обоссался и уснул. Мы с Боцманом ещё раз, на ночь глядя, быстренько обошли наши позиции по обе стороны дороги. На «быстренько» у нас ушло часа полтора. Вернувшись, Боцман укрылся плащ-палаткой и нагрел на спиртовке наш ужин. На всякий случай, флягу со спиртом я у него отобрал ещё после пьяных воплей Ахмета, пообещав вернуть на обратном пути в вертушке.
– А ты знаешь, старина. Наши-то научились консервы делать. Вкусно, однако! – блаженно потягиваясь, сказал я Боцману после ужина.
– Ага, научились, – согласился Боцман, скребя алюминиевой ложкой по дну котелка, – только вот, если бы я в эту кашу с говядиной банку американской тушёнки не добавил, хрен бы они научились!
Вот, как так можно? Взял и испортил на ночь глядя всё впечатление о пищевой промышленности нашей могучей Родины. Опять эти пиндосы… Вот как их любить после этого?
Утро наступало медленно. Стрелки часов указывали на «подъём» и скорый завтрак, а темень не отступала. Где ты, солнышко? За гору зацепилось? Пора бы уже… Что значит горы. На той стороне склона уже утро, солнышко и припекать начинает, а у нас пока сумерки и холодрыга.
Что-то цокнуло. Звук похожий на медленное биение ложки о края эмалированной кружки. Прекратился. Видно что-то болталось, закрепили. Скосил глаза вправо. В двух шагах от меня скорчился радист – младший сержант Кореш (позывной). Он сидел вполоборота, развернувшись в сторону тропы с широко открытыми глазами и ртом. Слушал. Поймал себя на том, что тоже слушаю с открытым ртом. Интересно. Казалось, всё моё костлявое, почти неделю не мытое, в трёх местах загорелое тело превратилось в эхо-локатор.
И тут на тебе! Первый луч, как остро отточенный десантный нож, вошел в белое сало утреннего тумана. Чёрт! Кто так пишет? Захотелось… с чесночком… и чёрным хлебушком.
Туман есть, а росы нет. Странное дело. Всё здесь по-другому…не по-нашему.
«Добро пожаловать» в террариум
По спине хлопает небольшой камешек. От неожиданности снимаю «калаш» с предохранителя. Испугал, собака. Оборачиваюсь. Тяжело дыша, приближается чёрная рожа Боцмана. Дышит в ухо и поворачивает мою голову чуть левее. Вижу. Метров 800… Не по тропе, а слева от неё. Мин боятся? Так мы и на обочине ставим… Чёрные силуэты выходят на прямую видимость. Один за другим, почти