Дамана, дочка… Сегодня 25 мая 1762 года, и я не знаю, в каком году ты будешь держать это письмо в своих нежных ручках. Я уже мертв. Леджер наверняка передал тебе первое письмо. Прости меня за его сухость. Но только моя истинная дочь могла заинтересоваться книгой, которую я указал. И внимательно прочитать ее, исполняя последнюю волю покойного отца. Эта комната – большая тайна, и я не мог открыто написать про скульптуру. Письмо могло попасть в чужие руки – это был бы крах… Именно Лаокоон должен был привести тебя сюда.
Солнышко, я болен. Письмо, которое тебе передаст Леджер, будет написано мною позже. Сейчас я чувствую себя хорошо, но знаю, что вскоре я зачахну. Не так далеко от меня витает смерть…
Боже мой, я даже не знаю, что написать… Это так необычно: обращаться в будущее, не зная, какое оно! Чего добьется наука, какая установится политическая система, как мыслит современный человек? Как изменился мир за это время? Но все теряется по сравнению с тем, что я не смогу видеть, как ты растешь! Господь лишил меня этой великой радости. Я могу только представлять тебя, Дамана.
Красивая, умная, гордая и статная девушка в тайной комнате читает письмо отца, который покинул ее, когда ей было семь лет! Твои серо-голубые глаза пробегают по строкам письма. Ах, мои ненаглядные глаза. И когда я буду издавать последний вздох, я хотел бы видеть их. Ведь они настолько родные, чистые, добрые, что под их светом смерть совершенно не страшна! Но и этого Бог меня лишил, ведь я заразен…
Дамана, милая, но, несмотря ни на что, я не виню Бога. За всю жизнь я не раз убедился: что ни делается, все к лучшему. Пойми это. Потеря приносит что-то взамен.
Дорогая, я пишу это письмо, но не знаю, надо ли тебе это…»
Каждое слово отца отзывалось в моем сердце. Слезы лились градом, мешая читать. Каждое слово я пропускала через душу, свою израненную душу…
– Мне очень нужно это, папа, – проговорила я. Сев в кресло, вытерла глаза, глубоко вздохнула и продолжила читать.
«Я не знаю, будешь ли ты меня любить так же, как любишь меня сейчас, здесь, в прошлом, для тебя уже прошлом…»
– Как ты можешь такое говорить!
Мне казалось, что я, разговаривая с письмом, говорю с отцом. И от этого становилось легче.
«Но я не могу сдержаться, я чувствую себя виноватым перед тобой. Дамана, я покидаю тебя и знаю, что жизнь твоя будет тяжела… И я не смогу защитить тебя лично, но кое-что я предпринял».
– Что?..
Я не понимала, о чем идет речь, и снова с любопытством погрузилась в текст.
«Господи Боже… Как же я не хочу тебя покидать! Дочка, прости, но даже чудо не поможет мне бороться за жизнь… Оспа – не знает жалости!
Я буду наблюдать за тобой, обещаю! Но словно крысы пожирают меня изнутри в эти дни. Я не смогу тебя обнять более, поиграть со своими внуками, не увижу, как ты займешь