Видимо, оно так и было, но его прежние проделки помешали ему прямо и честно посмотреть людям в глаза, поэтому он и не пришёл – посовисничал. Значит она, разнесчастная совесть эта, всё-таки у него была, а следовательно, он в то время был ещё небезнадёжен. Хотя исправлять его скверную натуру было практически невозможно. Правда, был один вариант – вовлечь его в какое-либо трудное и достойное мероприятие, например, армия, путешествия, археология. Но кому это было надо, людей в стране недостатка не было, проще избавиться от таких уродов, как говорил один из вождей: «Нет человека – нет проблем!»
Спустя время фельдшер рассказывал, что приходил к нему Василий, принёс десяток яиц в оплату за лечение, он ему сделал компресс, изготовил подвязку для руки из лыка и пообещал, что через недельку—другую, он будет здоров. Так дело это и закончилось, наделав много шума и пересудов в деревне, взбудоражив ненадолго людей. Пустил по деревни, как говорят, свежую струю перетолков, обрастающих всё новыми и новыми подробностями, коих на самом деле никогда и не было, а если и были, то совсем в другом порядке.
Стёпке же это событие прибавило престижа и популярности, особенно среди молодёжи, и милых улыбок при встречах с девушками. Он стал именит и среди уважаемых граждан. А старушки стали обращаться к нему не иначе как по батюшке – Анисимович. Долго это смущало его, постепенно привык и не обращал внимания. Спустя время, когда всё подзабылось, это Анисимович превратилось в дворовое прозвище, прилепившееся к нему, как бадюлька.
Но дело это закончилось не так, как бы хотелось Степану. Когда весть о стычке учителя младших классов при всём честном народе с Василием Луньковым дошла до ушей заведующей школы Янины Самойловны Пивоваровой, она восприняла это как личную пощёчину, как удар по престижу всей образовательной системы. Но прежде чем применить карательные меры, она решила сама во всём разобраться детально. С этой целью она во второй раз направилась к дому Луньковых. Ей даже стало интересно уяснить, кем на самом деле является Степан – пролетарием или отъявленной контрой.
Старушка-мать Васьки уже отчаялась ждать справедливости от Господа Бога, обрадовалась, увидев, наконец, перст Божий.
– Заходи, голубушка, заходи, родимая, нет нам утешения и защиты от обидчиков, кроме тебя. Всё потому, что сама видела в своей жизни много горя и обид несправедливых… – запела Марфа Ксенофонтовна, не давая гостье вставить слова.
– Рассказывайте, что стряслось у вас опять.
– Как же, как же расскажу, с превеликим почтением расскажу. По-другому и быть не должно, – затараторила Лунчиха, собираясь с мыслями.
– Ну, так я слушаю, – кончилось терпение Пивоваровой.
– Что тут слушать. Мы люди простые, бедные и необразованные, нас может обидеть всяк, кому не лень. Учитель-то школьный, что он удумал: приревновал девку Васи и избил его до полусмерти, сделал инвалидом –