Город скукожен
До городочка.
Это не с нами!
Каждый встревожен.
Вместе, как точка.
Песах
И снова Песах. Вышли из Египта?
Куда идёт толпа былых рабов?
В пустыне стылой что ночами снится?
Призывный звон египетских оков?
Оковы так привычны, и кормили
Нас египтяне, словно птиц, с руки,
Там – в рабстве – очень счастливы мы были,
И полны были наши сундуки.
Зачем нас Моисей увёл в пустыню?
Что ждёт народ уставший впереди?
И с каждым днём порыв к свободе стынет,
Пустеет в животах, болит в груди.
Вернуться к очагам былого быта,
Начать всё снова… К прошлому – вперёд!
Плохое всё давно уже забыто,
Свободы большинство уже не ждёт.
Давить в себе раба? Давиться пылью?
Идти за чьим-то словом в темноту?
Надеяться, что сказка станет былью?
В пустыне этой видеть красоту?
Зачем? Кому была нужна свобода?
Б-г Моисея наш ли нынче Б-г?
Следит ли он за нами с небосвода?
Пойдём назад! Уже трубит нам рог.
Рабам не надо принимать решенья,
Рабам светло и иногда тепло.
Проходит всё: лишь наберись терпенья!
Куда нас нетерпенье завело?
Мы каждый год выходим из Египта,
Пытаясь выбить из себя рабов,
Но стоек он, как стены из гранита,
И жаждет возвращения оков.
Питерский апрель
Снова снегом занесло город.
Здесь у Пасхи Рождества норов.
Все деревья в кружевах белых,
И по улицам несёт смелых.
А деревья уж давно в почках,
Словно в маленьких цветных точках.
Замерзают, как зимой, реки,
Закрывают на ветру веки.
И опять машины-сугробы
Ставят здесь второй зимы пробы,
Завывает ветер в округе,
И поют весенние вьюги.
Снова город занесло снегом,
И сменяется ходьба бегом.
Снова кружится зима вьюгой,
Но весна уже летит с юга.
Снежное
Златошвейкой расшитый купол
По отбелённому шитью —
Той зимы безответный рупор,
Что свернула весну в петлю.
Снова всё метель заметает.
И попоной накрыв коней,
Снег в Фонтанке льдом замирает,
Чтобы стало реке теплей.
А у львов поседели гривы,
И мячи льдом стекли в Неву.
Белый город такой красивый,
Но в апреле он ждёт весну.
Совпадение дат
Армянский геноцид и катастрофа
Еврейства вдруг совпали в этот год.
Кошмар, давно прошедший для кого-то,
А чья-то боль вовеки не пройдёт.
Что этому вовек не повториться,
Кричат вокруг на сотни голосов,
Но были