Но для начала эти бобы нужно было достать, а покрывавшие их белые волоски были ядовитыми. Даже случайное прикосновение могло привести к сильнейшему отравлению, а серьезная ошибка вела прямиком к смерти.
Та умершая девушка коснулась голой рукой растения – и жить ей оставалось считанные минуты.
Это был тяжелый и опасный труд от рассвета до заката. Трудотерапией мы вымаливали у Матери благословение, но считалось, что даже такая опасная работа никогда не сравнится с зачатием, вынашиванием и самими родами, а значит, родившие женщины всегда будут на ступень выше нас.
Я не понимала, как такие вещи вообще можно было сравнивать, но помалкивала. Смирение и труд, Майя. Как могла, я день за днем уничтожала в себе Розу Люксембург.
Размерами бобы напоминали мелкий черный изюм. Их растирали в каменной ступке, а после кашицу вымачивали в воде. Выливали настой только один раз, из последующих варили густые отвары, добавляя сушеные цветы, листья или ягоды. Это было питательным чаем, «жидким хлебом» для больных или пожилых людей, которые не могли разжевать каменные лепешки.
Даже мне это удавалось с трудом. О пушистом мякише не приходилось и мечтать. Еще не изобрели ни дрожжей, ни закваски, и первобытные люди готовили, как могли. Растертую и отваренную кашицу отжимали и хорошо просушивали – так мука хранилась примерно неделю, в течение которой из нее и пекли хлебные лепешки.
Каждое утро брали часть сушеной кашицы, снова смешивали с водой. Разводили костер, обложив его плоскими, как сковороды, камнями, на которые выливали тесто, размазывая его каменными лопаточками. Почти блины, только получались они черствыми, как прошлогодние сухари. Иногда лепешки получались черные с одной стороны и сырые с другой, но только у неопытных поваров, а к хлебопечению не допускали абы кого. Слишком тяжело давался сбор ресурсов.
На отдельном поле росла древнейшая прародительница кукурузы – низкие раскидистые кусты с тонкими темно-красными початками. Кукуруза требовала большего внимания, чем стручки, была капризнее, чаще болела и страдала от набегов насекомых и лесных зверей. Стручки же были надежно защищены смертельно опасным коконом, и звери и насекомые держались от них подальше.
Да и вкус этой кукурузы оставлял желать лучшего. Ее нужно было чрезвычайно долго отваривать, и все равно зерна оставались невероятно твердыми и безвкусными.
У женщин все шло в дело – даже опасные стручки аккуратно высушивались и использовали для растопки. По мере того, как стручок высыхал, яд выветривался и переставал действовать. Но просушить нужно было действительно хорошо.
Еще мы собирали ягоды, травы, цветы, коренья и фрукты, мало похожие на своих дальних родственников.