Семён призадумался было, но Белка не дал долго раскидывать мозгами:
– От квартиры? От склада? От гаража? От двери!
– Ты, тупица, я тебя не прошу перечислять варианты, а прошу подумать: от чего реально могут быть эти ключи? А, чёрт с вами… помните, когда мы грузили старые стулья из подвала в машину, а Нудило ушёл какие-то документы готовить и оставил ключи в замке?
Ребята закачали головами.
– Вроде бы он их потом не мог найти, – предположил Семён.
– Вот! А помнишь, я тогда сказал, что пойду обедать, а вы остались? Ну вот: я тогда сгонял в ближайшую мастерскую и сделал дубликаты. А потом, когда он уже тут рыскал, незаметно вернул его связку обратно в дверь. И?..
– Типа это ключи от школы, что ли? – очнулся Белка после всеобщего молчания.
– Неужели допёрли! Да, это ключи от этой долбанной школы! Этот от калитки, а этот – от чёрного входа, через который мы всё и таскали!
На лицах ребят отразилось непонимание. Пашка уже хотел было махнуть рукой, но вспомнил, что, кроме этих двоих недоумков до алкоголички-бабки, по сути, общаться ему сейчас здесь не с кем. Семён же поправил очки и осведомился:
– А зачем нам ключи от школы?
– Николай Петрович просил присмотреть.
– Что?
– Да затем, болваны вы недоделанные, что мы можем войти в школу одни! Слышь – одни! И там никого нет!
– А… а как же сторож?
– А насчёт сторожа есть одна задумка. И это, Хомяк, будет первым этапом твоего перевоспитания. Пошли!
Тихая, спокойная работа, чтобы копеечку заработать к пенсии – так полагал школьный сторож Георгий Афанасьевич, когда устраивался сюда пять лет назад. Сиди себе, разгадывай кроссворд, смотри телевизор, пей чай и тупей помаленьку – в общих чертах эту работу можно охарактеризовать именно так.
Работа школьным сторожем разнообразием не отличалась. Полагалось изредка делать обходы да проверять, все ли наружные двери заперты да окна, а в остальном – просто присутствовать в каморке рядом с гардеробом, развлекая себя незамысловатым досугом. Да и то – только в период школьных каникул; в остальное же время Георгий Афанасьевич присутствовал здесь только по ночам и, как правило, спал, оглашая пустынный холл раскатистым храпом. Была в школе система видеонаблюдения, но ею пользовался в основном дневной охранник, чьё рабочее место было у входных дверей; на лето же её и вовсе отключали.
Георгий Афанасьевич был стар, глух, подслеповат и плохо передвигался. Вероятно, из милости только его держали даже на этой службе, да ещё – ради экономии на зарплате, к которой он никаких притязаний никогда не имел, как и ко всему прочему. Пару лет назад он пережил инсульт и с тех пор сдал заметно. Ползать по этажам он почти не мог, ходил с палочкой и медленно, а во время ходьбы так и казалось, что его тоненькие, кривые ножки вот-вот подломятся, он упадёт на пол и рассыплется, как спичечный домик – настолько хрупким выглядело его исхудалое, даже иссохшее тело, извечно облачённое в пиджак тёмно-коричневого цвета и такие же брюки. Причём рукава пиджака,