– И что же? – поинтересовался Лисий-Хвост, поняв что старый друг что-то задумал. – Ключи в воду бросать?
– Похоже на то, – Первый-Сноп улыбнулся одними глазами. – Вот шептуха зовёт воробья «Яан» и прилетает воробей. А воробьёв таких тьма. И если я назову сына «Яан», он станет волшебником, и другой волшебник, захотев навредить ему, позовёт «Яан» – прилетит воробей, а не мой сын. Верно я говорю?
– Верно, староста, – подтвердила изумлённая шептуха.
– Верно придумал, – прогудел из своего угла могучий пастуший батька. – Когда я зову овцу «ярка» – ко мне подходит любая овца.
– Значит, нынче же нужно, ни на день не откладывая, всех безымянных детей в деревне поименовать. Чтобы никто им вреда причинить не мог, и они нам после не навредили. А ещё у поименованных дар и усохнуть может, как пух с птенцов слазит. Согласны, братие?!
– Любо! Любо! – загудела толпа. Кое-где в голос заплакали бабы, кто-то уже наладился к выходу.
– Стойте! Послушайте! – Шептуха раскинула руки, словно пытаясь обнять всю деревню. – Я буду восприемницей вашим детям – только я смогу точно сказать имя, чтобы оно запечатлелось. Я спасу их от проклятия дара… с одним условием.
– Что ты хочешь? – насторожился староста.
– Пусть все дети, получившие имя из моих рук, – или родители вместо них – поклянутся никогда не калечить и не лишать жизни тех, кто равен им разумом. Любо?
Молчание повисло как грозовая туча. Первый-Сноп понял, что пора вмешиваться.
– Любо! Пусть господаревы слуги врагов жизни лишают, а нам, добрым людям, незачем.
– Верно! Правильно! – подхватил Лисий-Хвост.
– Любо! – разнеслись голоса.
Лишь упрямый Бычья-Шкура попробовал возразить, но его уже никто не слушал. Народ спешил по домам готовиться к наречению. Застучали молоточки в кузнице – Болотная-Ржавь с подмастерьями спешно ковали полсотни солнечных оберегов. Забегали бабы, второпях собирая угощение для праздничного пира. Холостые парни собирали костры на берегу Быстрой-Речицы, простоволосые девки плели венки. Наконец, к рассвету всё было готово.
Умытых, одетых в белые рубахи детей собрали на берегу, туда же пришла вся деревня. Старухи затянули нескончаемую хвалу солнцу. Первый-Сноп разжёг костры живым огнём, хранимым с прошлого солнцеворота. Потом взял за руку старшего сына и повёл посолонь между двух огней. Шептуха, тоже в белом, с венком на распущенных пышных полуседых кудрях, ждала у самой воды. Она приняла мальчика на руки, как новорожденного, спросила у него что-то шёпотом – сын кивнул.
– Знает ли кто, как зовут этого человека?