Сказать, что Первый-Сноп хотел тыкать перстом в оскаленные медные зубы, было бы жесточайшей ложью. Староста трусил. Но точно знал – он Лесоноров пальцем не трогал, а злить красноглазых – себе дороже. Топнув правой ногой оземь – от зла – Первый-Сноп вышел вперёд и поднёс дрожащую руку к черепу.
– Невиновен, – спокойно сказала волшебниха. – Дальше.
– Эй, что встали, как девки на смотринах?! Подходи давай, раз госпожа волшебниха приказала! – рявкнул Первый-Сноп и за рукав выволок из рядов Волчью-Маму.
Староста знал наверняка, что дебелая и щедрая на любовь бабёнка за последние две седмицы надолго из деревни не отлучалась. Он почти силой сунул руку женщины в пасть черепа.
– Невиновна.
Крестьяне чуть осмелели. Поочерёдно – кто медленными шажками, кто залихватски топая – выходили в круг, тыкали пальцем в череп и возвращались, расплываясь в улыбках. Оставалось уже немного – с полдесятка мнущихся мужиков и баб – каждый из них, похоже, чуял вину перед Лесонорами, но признаваться в ней не хотел. Волшебниха двинулась было в их сторону, и тут Пёстрый-Пёс, молодой, ещё неженатый парень, выскочил вперёд и бухнулся красноглазой в ноги.
– Я, я виноват! Не карай, госпожа, смертью!
– Рассказывай! – Волшебниха нависла над парнем, как стервятник над стервом. – Убил кого? Снасильничал? Обокрал?
– Пчёл потравил. В лесу борть нашёл – уж до того богатую… Сунулся – а меня ихние пчёлы за все места покусали. Я до дому сгонял, дымовуху прихватил и назад. Пчёл-то выкурил, борть уволок, мёд слил, а вокруг медвежьей лапой следов наставил – думал, никто не узнает…
– Думать твоему отцу надо было, когда тебя делал, и матери, когда, родив, пуповиной дурака такого на месте не придушила. Почём у вас нынче борть?
– Живая, с пчёлами – шесть овец, – пробурчал Первый-Сноп.
– Не слышу, – прищурилась волшебниха.
– Шесть овец, госпожа.
– Пусть этот гнилоед дюжину овец Лесонорам представит, да в ножки падёт – авось помилуют. Радуйтесь, что не убил никого, – овцами бы не отделались, – сердито сказала волшебниха и прицепила череп на прежнее место (амулеты на косичках громко звякнули). – Гоните сюда скотину, лечить буду.
– Помилуй, госпожа, у нас с матушкой всего пять овец! – Пёстрый-Пёс всё ещё стоял на коленях.
– Займи. Продай. Заработай. Твоё дело, – отрезала волшебниха.
Первый-Сноп подал знак, и Лисий-Хвост на пару с Кривым-Ручьём под белы руки уволокли парня прочь, от греха подальше. Остальные побежали выгонять и выволакивать из хлевов коров, овец, свиней и драгоценных длинношёрстных козочек. На маленькой площади поднялся невообразимый гвалт, в довершение всего начал накрапывать мелкий, уже почти что осенний дождик. Красноглазая с бесстрастным лицом брала животных за морды, вдувала им в глаза и ноздри какой-то дымящийся порошок, вручала хозяину пучок сухих листьев для язв и, не слушая благодарностей, переходила