Западный поход. Юрий Торубаров

до ночи был занят стройкой. Он очень удивился, когда к нему, как снег на голову, явился его младший брат. Он-то и поведал о полном порабощении остатков прусского королевства тевтонцами. Погоревав о родных, Андрей Иванович взял брата за руку и отвел в церковь. Оттуда он вышел с Федором Шевлягой. Еще больше был удивлен Кобыла, когда его старший сыночек Федор принес ему горстку земляники. Глядя на ягоду, он радовался, что сын растет таким внимательным и заботливым человеком. Сам не съел, принес отцу и матери. Но огорчился, что не заметил, как наступило лето. О господи! Все же он посадил Федора себе на колени и спросил:

      – С кем ты, сынок, в лес ходил?

      – С Димкой да Васькой, – ответил тот.

      – Кто таки? – спросил отец.

      – Да Васька Пожар, а Димка – сын князя Ивана. Мои друзяки, – сказал и соскочил с колен.

      «Растет…» – вздохнул отец.

      Знающими людьми давно подсчитано, что путь от Москвы до Константинополя укладывается в такое время: от Москвы до устья Дона – 40 ден и от устья Дона до Царьграда – 35 ден. Итого два с половиной месяца. Смотрит князь на эти цифры и рассуждает:

      – В апреле не мог плыть – лед мешал. Май, июнь, июль – сейчас он в Царьграде. Решил аль нет? Ох! Как медленно тянется время.

      И так почти каждый день.

      И великий князь не выдержал, вызвал к себе Кобылу. Андрея стало не узнать. Он сильно возмужал, загорел. Князю показалось, что даже раздался в плечах.

      – Че, боярин, на новоселки не зовешь, – встретил он его такими словами. – Аль тратиться не хош? – Говорит, а сам смеется.

      – Великий князь, да как… – заволновался боярин.

      – Шучу, шучу, – перебивает князь Кобылу. – Садись, – и указал на кресло.

      Тот сел. Князь прохаживается около него и посматривает, о чем-то думает. Потом заговорил:

      – Вот зачем я послал за тобой, боярин, – сказал он.

      Видать, не очень хочется ему свою сердечную тайну выдавать. Да и побаивается: а вдруг в далеком Константинополе все сорвется? Патриарх поддержит митрополита. Разрешения-то еще нет. Но душа уже не терпит.

      Сел напротив. Потом встал. Вновь сел. И поведал князь о своей несчастной женитьбе и о том, что митрополит отказал в разводе и венчании и что князь Пожарский в Царьграде, должен привезти согласие патриарха. Рассказав все это, объявил:

      – Хочу послать тя в Тверь. Княжна там…

      Он так произнес эти слова, что Кобыле тотчас представилась неписаная красотка. Князь добавил:

      – Был Пожарский, убедился.

      Боярин отметил про себя, что Пожарский, видать, весьма уважаем.

      – Так что от меня надоть, великий князь? – не стерпел Кобыла.

      – А! – как бы очнулся тот. – Поедешь туда… сватом!

      – Я… сватом?

      Кобыла хотел пояснить, что он ни разу в жизни сватом не был и не знает русских обычаев, как это делается. Да не успел, князь опередил:

      – Да, сватом!

      Кобыла понял,