С горько-юмористическою хвастливостью хозяйка говорила:
– Вы посмотрите только, вы посмотрите, господа: какое царское освещение! Какие яства! И чай – настоящий! И даже сахар к нему! Роскошь-то какая… Нужно же перед голодной смертью попировать, как следует, вовсю!
И в голосе ее было: да, я, знаменитая артистка, имя которой встречается во всяком энциклопедическом словаре, – вот как я принуждена жить и вот что ожидает меня по чьей-то чудовищной несправедливости.
– Не правда ли? Нужно благодарить Бога. То ли еще бывает! Певец Беркутов умер в Петрограде от голода, скрипач Менчинский повесился в Москве… Буду и я ждать, что мне готовит судьба…
Возле Кати сидел молчаливый инженер Заброда, с светло-голубыми глазами и длинной шеей чахоточного. Специальности своей он не любил и пятый год на грошовом жалованьи работал бухгалтером в деревенском кооперативе. Через Катю он наклонился к Ивану Ильичу и сипло спросил вполголоса:
– Вы получили приглашение на организационное собрание отдельного кооператива дачников?
– Да. В чем тут дело?
– Я хотел об этом сговориться с вами. Гуриенко-Домашевская, Агапов и другие задумали основать дачный кооператив, чтоб отделиться от деревни. Мотивируют тем, что крестьяне неохотно пропускают в правление интеллигенцию и закупают только то, что нужно им самим.
– И верно! – подтвердила Катя. – Мука и ячмень, например, у них у самих есть, они их в потребилке и не держат, а мы нигде не можем достать.
Заброда сурово поглядел на нее.
– Можно их убеждать. Но отделиться – значит загубить деревенский кооператив.
Иван Ильич решительно сказал:
– Не годится!
– И потом: как же интеллигенцию не пропускают? Председатель правления – Белозеров18.
– Ах, Белозеров ваш, – воскликнула Катя. – Певец он, конечно, великолепный. Но не нравится он мне. Ищет популярности и во всем поддакивает мужикам. А у самого почему-то всегда все есть, – и мука, и сахар, и керосин. А мы ничего не можем достать.
Местный дачевладелец, о. Златоверховников, с наперсным крестом на георгиевской ленте, рассказывал о большевиках. Он был полковым священником в одной из добровольческих частей и на неделю приехал к себе отдохнуть. Большой, крепкий, с крупными чертами лица, он говорил четким, крепким басом. Недавно под Мелитополем большевики распяли на церковных дверях священника, а в алтаре устроили пирушку с девками. Священник был старик, уважаемый всею паствою. «Товарищи» приставили к нему караул и никого не подпускали. Он пять дней висел на гвоздях и умер от жажды.
Катя засмеялась.
– По крайней мере раз пятьдесят я уже слышала про этого распятого священника и девок в алтаре, и всё в разных городах.
О. Златоверховников замолчал и внимательно поглядел на Катю.
– Удивительного