И вместе с хлынувшей, до слёз разобравшей его радостью, там, в глубине живота, словно ножом полоснуло: навсегда расстаться с этим зелёным раем, с поэтами, с Валерием Николаевичем и Ниной, с семинарами…
– 12 —
Восторг по поводу обитой двери не унимался несколько минут. Наконец, устав от единодушного лицемерия, женщины принялись за разогрев уже приготовленной Инной Львовной еды и сервировку стола, а мужчины, как и полагается мужчинам, отправились в садик, чтобы побеседовать о чём-нибудь умном. Но не успели.
– Обедать!! – раздался звонкий Тинин голос, и мужчины, нарочито неторопливо поднявшись с мест своих, с большим достоинством двинулись на волнующие запахи еды…
Стол был великолепен – дымящаяся, лоснящаяся от желтоватого масла, обильно посыпанная пахучим укропом, картошка; селёдка, укрытая кольцами сверкающего лука; чугунок с потрясающе пахнущим жарким; кислые капуста и огурцы, и белый, свежеиспечённый, нарезанный небрежными кусками, хлеб, пахнущий… хлебом.
– Хлеб, – предваряя неизбежный вопрос о его происхождении, сказала Инна Львовна, – привозится из соседней деревни пекарем с восхитительным именем Амвросий. Глядя на него, я всегда с грустью думаю, что это, наверное, последний частный пекарь Подмосковья.
Обед проходил в необыкновенно весёлой, дружеской обстановке, чему весьма способствовала привезённая Валерием Николаевичем бутылка виски – подарок зарубежного коллеги. Первую рюмку все деловито посмаковали.
– Ну и как? – поинтересовался Валерий Николаевич.
– Я вам отвечу словами Фолкнера, – отозвался Семён Израилевич. – «Плохого виски не бывает. Просто некоторые сорта виски лучше других». А поскольку у нас в наличии только один сорт…
Всем было вкусно и весело.
Валерий Николаевич рассказывал уморительные истории о своих беседах с идиотами администраторами от науки; решился на анекдот Фима:
– В связи с назначением Голды Меир израильским послом в Москве, нужно было показать ей, что евреям в СССР очень хорошо и уезжать в Израиль они не желают. Взяли Рабиновича, заставили наизусть выучить фразу: «Голда, мы никуда не едем», которую он должен был выкрикнуть ей прямо в лицо при встрече в аэропорту. Рабиновича предупредили, что если он хоть слово изменит в этой фразе, то об этом пожалеют все евреи СССР, но начнут с него. И вот настал момент встречи в аэропорту. Голда спускается с трапа, ее приветствуют и подводят к толпе советских граждан. Гебешник дает отмашку