– Готово, вроде?
– Что-то типа того, – улыбнулся Денис. – Так какого леса я должен ответить девочке?
– Как же это? Некультурно. Она помощи просит, разве можно отказать? – спросил Илья с убеждением человека, который всегда протянет руку.
В дверь позвонили. Чертыхаясь, Денис пошел открывать. Если опять мама, то он точно не сдаст. Но за дверью, сгорбившись от утреннего принятия на грудь, стоял сосед сбоку. Он был старше Дениса всего лет на десять, но уже заверил себя, что жизнь его разрушена, и с радостью предавался прелестям свободы. Официальной жены не имел никогда, но водился попеременно то с какой-то чернявой, то с бритой башкой девкой. Как они делили постель – никому неизвестно, но, судя по стабильным появлениям, всех все устраивало. Дениса Ветров боготворил за то, что тот однажды не поленился разбудить его вечером на лавке в метель и утащил домой, где положил в горячую ванну, что спасло того от обморожений. Это, правда, не мешало приходить к Денису то за сигаретами, то за соточкой «до премии». Денис не мог не открыть, каждый раз ощущая тоску в сердце, глядя на беззубого, нечесанного парня в спортивных штанах с полосками.
В год, когда радостный первокурсник Гольдман таскал коробки с вещами в новую квартиру, Ветров обладал возможностью ежедневно взмывать в небо за штурвалом вертолета. Он летел вдоль макушек таежных деревьев, прямо к горе, забывая о пассажирах, изредка взвизгивавших от страха. Он спускался ближе к Енисею, чтобы разглядеть бурное течение и снова резко взмывал. Любил он летать и соответствовал своей фамилии абсолютно. Он и Дэна с тогдашней подружкой успел прокатить со скидкой. Увидев вблизи черную Сопку, которая всю жизнь виднелась из дома, но казалась такой недоступной, он услышал, как в нем рванула бомба, и полностью отдался благоговению перед этой таежной красоткой, так лихо прячущейся среди остальных гор. В тот момент даже поднадоевшая подружка казалась почти мадонной, и он поцеловал ее так, что оставил на губе шрам. Эти-то минуты и вспоминал Денис, подавляя в себе скуку, когда Ветров снова садился на любимого конька и рассуждал, что не та нынче погода для полетов. Он смотрел на красные, обветренные от постоянной пьянки на улице щеки, ощущал запах изо рта, видел синяки на костяшках и ремень с давно нечищенной бляхой и спрашивал себя, осталось ли человеческое в Ветрове. Как-то не удержался и, перебив излияния о коллекторах, что хотят отобрать диван, спросил:
– Саш, а ты в небо не хочешь?
Тот посмотрел на него отупело, помолчал, а потом сказал:
– Я щас и летаю, че ты. Это полеты,