За тяжелой дубовой дверью через полумрак прихожей – пахнуло старыми шубами и нетопленой печью, вперед – в гостиную, до боли знакомую и уютную. Все те же ампирные кресла и диваны, бабушкино бюро, портреты в тяжелых рамах и конечно, старинная астролябия, принадлежащая когда-то самому Петру Великому. И запах лаванды, незримым облаком окутывающий княгиню Марию Федоровну Ордаевскую, седовласую блондинку, тотчас вошедшую в гостиную. Одетая в мантилью, прикрывающую древнее платье эпохи ампир, она подняла свои прозрачные голубые глаза на внука и протянула ему руку. Аристократическая выправка, и гордая посадка головы – все, что осталось от былого величия.
– Князь! Мы не ждали Вас так рано!
– Потомственный дворянин Андрей Мордас, покамест! – Андрей прищелкнул каблуками и склонился к руке. – Спешил припасть к Вашим ногам. Степан позади с обозом тащится.
– Да что я! Ты ж оголодал, поди, в Петербурге-то! – Княгиня кликнула за дверь. – Ариша! Ставь самовар!
– А пироги будут? Дедовские, с визигой?
– Непременно, Родионовна уж в печь поставила. А ты, умойся пока с дороги, помнишь где?
Андрей отправился на задний двор, наслаждаясь давно забытым чувством возвращения к родным пенатам. И хибарки дворовых, и старая конюшня, и поросшая сорной травой земля, и курицы, вылетающие из под ног – все было такое знакомое, и невыразимо щемящее. На крик петуха кратко ржанул Орлик, которого уже отправили в стойло. И было похоже, что он тоже рад возвращению в места, где родился и возмужал. «Я дома! – подумал Андрей. – И здесь меня не настигнут!»
За обедом княгиня радостно хлопотала и говорила, говорила. О том, как тяжело ей приходится выносить притеснения этой деревенщины немецкой Анны Леопольдовны, вот опять дорогу к дому перекрыла. Но справедливость восторжествует, землю и дом непременно вернут, она уже нашла в Петербурге стряпчего, который готов взяться за это дело. Что последнее письмо Государю она составила по всей форме и непременно, непременно Государь велит вернуть титул княжеский в фамилию Ордаевских. Андрей витал в сытой полудреме,