Пару раз в комнату заходила девочка Аня. Оказалось, именно она читала здесь газету и ухаживала за историком. Из всех посетителей Дариор был рад только ей. Она единственная называла его попросту – «Лёша» – и обращалась на «ты». Историку нравилась её свойская непосредственность. Было в этой девушке нечто искреннее, настоящее. Как-то раз Дариор спросил её:
– Скажи: что делать, если ты потерял любимого человека и не хочешь жить дальше?
Аня очень серьёзно поглядела на историка, не засмеялась и даже не улыбнулась.
– Нужно терпеть, – убеждённо сказала она. – Нужно забыть и двигаться дальше. Близкие, которых мы потеряли, были бы опечалены, если б узнали, что мы уничтожаем себя, не в силах забыть о них.
Дариор хмуро покивал и задумался, как применить эти слова к своей ситуации.
А очень скоро больного удосужилась посетить сама femme fatale.
Анастасия Николаевна приехала как раз в тот редкий день, когда Дариор был в сознании и даже пытался вступить в непродолжительный контакт с окружающими.
Она вошла в комнату, когда Дариор с поразительной сосредоточенностью буравил взглядом потолок.
– Добрый день, Алексей Михайлович, – мягко приветствовала она, – я только что с поезда. Мне сказали, вам нездоровится. Сейчас своим внешним видом вы напомнили мне картину «Раненый» Гюстава Курбе. Столько же реализма и жизненной суровости.
Дариор ничего не ответил. Он подсознательно ощущал, что, общаясь с ней, некоторым образом предаёт Элизу, которая умерла ради него и его ребенка. Раз уж он не мог физически вернуться в прошлое, то мог сделать это хотя бы мысленно. Но это весьма непросто, когда к тебе то и дело суются разнообразные посетители со своими пустыми разговорами.
Кажется, Анастасия Николаевна обиделась. Во всяком случае, она собралась уходить, но уже в дверном проёме остановилась и вполоборота повернулась к Дариору.
– Сейчас вы напомнили мне своего отца, – задумчиво протянула она.
– Какого чёрта вам о нём известно? – совсем уж бесцеремонно вскричал Дариор. То ли душевное состояние сыграло дурную роль, то ли он слишком глубоко вошёл в роль властного, горделивого наместника.
– Вы такой же безалаберный