Эти жалкие твари, вспотевшие от страха, сдерживающие позывы в туалет, с трудом разлепляющие опухшие веки, не хотят потерять работу, не хотят, чтобы их гроши стали ещё ничтожнее. И ради этого, они готовы ползать у Снегирёвой в ногах. Подумать только, а ведь когда-то, в далёкие школьные годы, Оленьку считали гадким утёнком, ботаничкой, занудой и зубрилой.
Ах, как же мама и папа были правы, расписав ей жизненный план. Сначала Ольга должна была окончить школу, непременно с отличием, потом поступить в институт, написать диссертацию, найти работу, достичь высот и только после всего этого, встав на ноги, начинать задумываться о мужчинах и семейной жизни.
И Оля чётко следовала пунктам этого плана, с презрением и лёгкой завистью, глядя на сверстниц, гуляющих с парнями и целующихся у подъездов. Даже Диме, – школьному красавчику, о ком грезили не только старшеклассницы, но и молодые учительницы, непреступная Оля отказала. О, как же красиво парень за ней ухаживал! Дарил цветы, писал стихи под окном на асфальте, сочинял о ней песни и пел под гитару, приглашал то в парк, то в кино, то в кафе. А однажды, подарил ей щенка, пушистого, лупоглазого, рыжего с белыми лапками. Но Оля не приняла этот подарок, жестоко обсмеяв парня и обозвав собачником.
– У него, наверное, блохи, – отчитывала Ольга дарителя. – Убери этого уродца и не позорься перед девушкой.
– Нет у Шарика блох! – возмутился Дима. – Это щенок моей собаки, она породистая.
– Шарик, – Ольга зло расхохоталась. – Охренеть, как оригинально! Убери эту пакость немедленно, и сам убирайся.
Голос её звонко разносился по тёмному, влажному, пахнущему мокрой штукатуркой подъезду. Солнечный свет, едва пробивающийся сквозь мутное узкое грязное оконце, золотил русую Димину макушку. И Оля с трудом сдерживала желание прикоснуться к пшеничным, вьющимся волосам парня, провести рукой по рельефу его мышц, почувствовать тепло его кожи, сквозь футболку. Внизу живота всё ныло, сжималось и переворачивалось, дрожали колени. Как же её тянуло к этому парню, до мурашек, до головокружения! Русский богатырь! Скандинавский викинг! Но жизненный план, нарисованный родителями, был превыше всего. Превыше её симпатии к Диме, вызванной всплеском гормонов. И когда парень, прижав к своей груди щенка, ушёл, Оля забежала в квартиру, уткнулась в подушку и проплакала целый день. Она оплакивала то, что могло бы у неё быть, то, что уже никогда не случиться.
Но шли годы. Образ Димы поблек, выцвел, как со временем выцветают узоры на старых обоях.
– Молодец! – хвалили её родители.
– Молодец! – твердила многочисленная родня.
– Молодец! – говорила себе Оля каждый раз, как только видела своих подчинённых, обременённых мужьями – алкоголиками, кредитами и сопливыми вечно болеющими детьми.
– Алёна! – Ольга произнесла это имя почти, что с наслаждением. Наконец-то появился повод придраться к этой гадкой девчонке. – Где твой чепчик? Почему накрашены ресницы? А руки, что за маникюр на рабочем