Судя по выражению лица Петровича, он никогда ничего об этом железном принципе не слышал. В советское время такие теории государством замалчивались. А уехал он почти сразу после развала СССР.
Бурунзин зачем-то пристроил себе на нос мои солнцезащитные очки, которые я, сняв, положил на журнальный столик.
─ Федь, помнишь, «Айвенго» Вальтера Скотта? – Петрович следил за моей реакцией через затемненные стекла. Я заметил свое отражение в собственных осевших на носу Бурунзина очках. – Там у того парня на щите был изображен вырванный с корнем молодой дуб, а девиз рыцарский гласил: «Desdichado»…
Мне показалось, что Петровича переклинило.
─ Перевод в книге такой: «Desdichado – лишенный наследства». Вообще же с испанского слово переводится так: несчастный. Это про меня, Федя!!
─ Петрович, ты допускаешь грубейшую ошибку! Не надо себя программировать негативно. Попробуй говорить: «Я очень счастливый!»
─ Да нет, Федор, я там, в Ленинграде, чувствовал себя несчастным, а здесь, в Порту, в Евросоюзе этом, я именно что лишенный наследства!
Кажется, Бурунзин даже всхлипнул.
Истерики, подумалось, еще не хватало.
Никакой истерики не последовало. Петрович смотрел спокойно, с достоинством. Более того, по его мнению, надо было идти за добавкой.
Как известно, два русских интеллектуала всегда точно знают, когда пора.
─ Думаю, лучше «тони» взять, «руби» как-то уже не хочется, – со знанием дела изрек Бурунзин.
─ М-м-м…
─ Ну не «винтажный» же брать! – Петрович смотрел на меня, словно я возражал.
─ Это что за хрень?
─ Скажи еще, тебе все равно – что «поздно бутилированный», что крепленая краснодарская дрянь… – Бурунзин сказал это с пафосом, приосанившись и надувшись, словно подкачали автомобильным насосом.
─ В Риме, – рассказывал Петрович, когда мы шли по улице, – где у меня один родственник живет… Гостил я как-то у него, летал дискаунтером за десять евро в одну сторону. Возле Пантеона солдафон-итальянец заметил, что я фотографирую мыльницей его напарника… А они оба были в таких смешных шляпках с пером…
Бурунзин почесал желтым от табака пальцем нос, втянул им, словно собака, воздух. Принюхался, поморщился, вспоминая подробности, продолжил:
─ Проверил солдафон мои документы. И фамилия ему моя русская явно не понравилась. Понял по его реакции и вопросам.
─ Петрович, у тебя нет вида на…
─ Да самое настоящее немецкое гражданство уже почти пятнадцать лет у меня! – Бурунзин от возбуждения взмахнул обеими руками так, словно он плывет баттерфляем. – Но я ж не немец – ни по роже, ни по фамилии, ни по поведению! Слушай дальше. Заставив удалить изображения человека с какой-то заурядной автоматической винтовкой, солдафон этот довольно долго нудел: снимать милитари – ни-ни!
─ Странно как-то.
─ Ага. И я в шоке был. Какие секреты, Федя?