Джон Хантер Гриффит (1868–1935)
Джон Шелби Спонг-ст. (1889–1943)
Малкольм Линвуд (Бак) Бейкер (1944–1958)
Шари Энн Раунтри (1961–1963)
Кэрол Фэй Терри (1952–1966)
Корнелия Берта Мари Брауэр Ньютон (1926–1971)
Джеймс Грейсон Кэмпбелл (1929–1976)
Джоан Лидия Кетнер Спонг (1929–1988)
Дули Бойс Гриффит Спонг (1907–1999)
Эмили Джейн Фейлла (1982–2006)
Джон Харви Найт (1960–2006)
Розали Сюзанна (Розанна) Гарретт Эппс (1922–2008)
Я в долгу перед каждым из них.
Предисловие
Вполне возможно, эта книга для меня последняя! Тем уместнее поговорить в ней о финале, о котором и пойдет речь. Да, я помню, что о «последней книге» уже упоминал. Вообще-то это моя пятая «последняя книга». Я написал даже автобиографию. После того как автобиография написана и опубликована, автору полагается умереть. А я не умер. Вместо этого для меня продолжились, вероятно, самые увлекательные и творческие годы моей жизни – и в профессиональном, и в личном отношении. За это время я написал еще три книги. Когда выйдет эта, мне уже будет семьдесят девять, и хотя не сомневаюсь, что другие способны прожить гораздо дольше, сохранив ясный ум и личную дисциплину, необходимые для написания прекрасных, поистине мастерских книг, мой возраст сочетается с тем фактом, что в этой книге достигли кульминации главные темы моей писательской карьеры. «Вечная жизнь: новое видение» замыкает круг, по которому я шел уже некоторое время, и служит надлежащим заключением данного этапа моей жизни.
Написание еще одной книги неизбежно потребовало от меня самым серьезным образом освоить совершенно новую область. На своем опыте я убедился, что предмет каждой новой книги неизменно открывается мне благодаря исследованиям, проведенным в ходе подготовки к книге предыдущей, так что новая оказывается не чем иным, как еще одной главой, развивающей или, возможно, дополняющей аналогичную тему. Должен признаться: при работе над этой книгой я вроде как чувствовал то же самое, и все же новый предмет оказался столь обширным, а мое прежнее знакомство с ним – столь поверхностным, что на освоение материала, необходимого, чтобы осмелиться о нем написать, ушли бы годы. Такой роскоши я лишен, моя способность провести необходимые исследования ограничена, а потому остается лишь разобрать новые озарения и указания по главам и предложить кому-нибудь из новых поколений сделать их сферой своих научных интересов. Так что позвольте просто отметить для истории, что эта книга о жизни после смерти побудила меня вчитаться в четвертое Евангелие и совершенно по-новому его оценить.
Ранее меня отталкивала христология Евангелия от Иоанна: как мне всегда казалось, в нем подразумевается, что Иисус был явлением божества, лишь выдающего себя за человека. Мне известно, какое влияние Евангелие от Иоанна оказало на историю христианства в период формирования, к примеру, догматов о боговоплощении или Святой Троице. Христология такого рода, по моему убеждению, стала практически недействительной в свете открытий Коперника, Галилея, Ньютона, Дарвина, Фрейда и Эйнштейна, с которыми христианская вера должна считаться, если хочет взаимодействовать с реальным современным миром. Но когда мои исследования для этой книги привели меня к вопросам сознания, самосознания, а после – высшего и, наконец, вселенского сознания, утверждения Иоанна, приписываемые Иисусу, – такие как «Я и Отец – одно» и «Видевший Меня видел Отца», начали приобретать для меня новый смысл. Именно тогда у меня появилось желание изучить наследие Иоанна и написать об этом Евангелии с новой точки зрения.
Появился и второй аспект: работая над этой книгой, я все больше приходил к убеждению, что Евангелие от Иоанна было написано на основе раннего иудейского трехгодичного лекционария – и если бы нам удалось поместить содержание Евангелия обратно в этот контекст, оно читалось бы совсем не так, как большинство христиан читают его сегодня. Это означает, что, несмотря на одаренность таких ученых, как Ч. Г. Додд, Эдвин Хоскинс, Уильям Темпл и Раймонд Браун, – и это лишь некоторые из видных специалистов по наследию Иоанна, труды которых я читал, – нам так и не удалось в полной мере найти ключ к пониманию этого Евангелия или даже каким-либо образом к нему подступить. Увидеть в Евангелии от Иоанна сначала иудейский лекционарий, потом взглянуть на него не в аспекте боговоплощения, а сквозь призму высшего сознания и мистической перспективы, в свете которой жизнь едина с божественным и причастна вечности, – по-моему, это и есть ключ. Вхождение в эту дверь также означает, что у людей появятся основания воспринимать неотъемлемое отождествление Иисуса с Богом не в терминах боговоплощения, а как новый уровень человеческого сознания. При этом возникает не только обоснованное и новое направление, но и яркая, даже ослепительная вспышка нового понимания. Эти мысли я разовью, но лишь кратко, в заключительных главах данной книги, однако этот опыт побудил меня пожалеть об отсутствии надлежащей подготовки и времени, необходимых, чтобы рассмотреть сквозь эту новую