Пусть снова золото и медь блеснут под солнечным лучом,
И листья клёна, шелестя, осенней грусти вестовые
Летят, касаясь паутин, и мне ложатся на плечо.
Не говорите мне, дожди, что вам пора, что ваше право
Стучать ночами по крыльцу, по крыше дома семенить…
Заворожённые места, мои заветные дубравы
Ещё готовы с ветром петь и жизнь без устали любить.
«Ветер спит, свернувшись, словно ласка…»
Ветер спит, свернувшись, словно ласка,
Он устал, гоняя облака,
На палитре смешивая краски,
Чтоб свои раскрашивала маски
Осени прозрачная рука.
Ветер спит, неслышный, как дыханье,
Разметав опавшую листву…
И ветвей раздетых колыханье,
И голубки сизой лепетанье
Не разбудят павшего в траву
Спящего кудлатого бродягу —
Ветра, повелителя теней.
За его великую отвагу
Сказывать невиданную сагу
О земле, люблю его сильней,
Чем иное созданное чудо,
Волшебство событий и судеб…
Я опять лечу свою простуду,
Рядом чай, с айвой и мёдом блюдо,
И с коровьим маслом – чёрный хлеб.
«Дворцы – скотам, а для народа – хлевы…»
Дворцы – скотам, а для народа – хлевы.
Кому-то надо горе горевать.
Взошли в стране дремучие посевы, —
Им на детей и внуков наплевать.
Опять на кухнях шепотки и толки,
Из-под дверей вползает липкий страх.
В мозгах Страшил опилки, да иголки,
Враньё имперский празднует размах.
Ушами любят барышни и бабы.
Комфортна ложь, утопиям сродни.
«Эх, нам бы победить пиндосов кабы,
Тогда б владели миром мы одни».
Каков народ, такая и держава.
У сытого с голодным дружбы нет,
Где нет давно ни совести, ни права,
И разума померк целебный свет.
Великий Гудвин, наглый и ужасный,
Стращает всех иллюзией труда.
И только дуракам, увы, не ясно,
Что не избегнут Божьего суда.
Лимония
Конфликт полушарий мозга
царёва, считай, беда.
Гешефт у орды кремлёвской,
– идут на убой стада.
Руины, кругом руины,
куда ни направить взор.
Но гнут перед бандой спины,
приветствуя свой позор.
И ждут от владыки мёда
в потерянных берегах.
И празднуют год от года
октябрьский постыдный крах.
«У котелка давно пробило днище…»
У котелка давно пробило днище,
И вытек гнев, остался только гной.
Там, за стеной кровавой, толковище,
И каждый новый выживший – герой.
Под спудом века проклятое царство
Ещё трясёт