И вышла вслед за капитаном.
Бубликов по-прежнему маялся возле «Опеля». Вероятно, он всерьез опасался, что помощники подсунут в машину то, чего так и не смогли найти. Но, похоже, Блинов и Каравайкин вели себя прилично. Они смирно сидели на скамейке и, вполголоса переговариваясь, курили. Их служебное рвение тоже имело определенные границы. Завидев нас с капитаном, шустро вскочили и запульнули окурки в клумбу.
– Заводить, товарищ капитан? – с надеждой глянул Каравайкин и, увидев кивок, мигом вымелся в калитку.
Я махнула ручкой Бублику и, мило улыбнувшись, осведомила:
– До завтра, Антон! Я позвоню! – и шагнула в калитку, любезно придерживаемую Блиновым.
Судя по звуку, донесшемуся с той стороны забора, Бубликов рухнул оземь. В какой-то степени я и сама разделяла изумление друга. Но Мельников уже ждал, распахнув дверцу машины. Покачав головой, я вздохнула и, подобрав полы, устроилась на переднем сидении бело-синего «Форда».
***
– Ну и какого чёрта ты попёрлась с ними? Ночью? Одна? – Я понимала, что Бублик этой ночью переволновался, поэтому простила ему некоторую излишнюю грубость. – И что, самой позвонить трудно?
Я сокрушенно вздохнула, демонстрируя лёгкое раскаяние и, прижав трубку к уху, снова бухнулась в подушки. Звонок меня разбудил и, соответственно, перепугал.
– Не шуми… Который час? – он ответил, я приоткрыла один глаз и покосилась на будильник. Похоже, не судьба моему шефу сегодня со мной свидеться. – Как Лиса?
– Дрыхнет, – в голосе Бубликова послышались обиженные нотки. – Я с ней до утра нянькался, глаз не сомкнул! Потом ей чаю приспичило, я полчаса на кухне возился, возвращаюсь, – она рулады на диване выводит!
– Ладно тебе! – рассмеялась я, представив состояние одноклассника, героическое поведение которого никто не торопился оценивать медалью. – Это у неё нервное! Не трогай её, пусть выспится.
– Я и не собирался, – буркнул он, вздыхая. Потом оживился: – Зачем всё-таки ты с ментами поехала?
Подтянув вверх подушку, я села на кровати.
– Да в первый момент я сама растерялась. Потом вдруг подумала: «Может он хочет что-нибудь рассказать?»
– И что? Рассказал?
– Не то, чтобы… – протянула я, соображая, как бы понятней передать впечатление, сложившееся от ночной поездки с операми. – Он стал спрашивать. Ну… что за человек Алиска? И всё такое… Понимаешь, у меня сложилось впечатление, что кто-то наплёл ему про неё всякое… Мол, коварная творческая натура, путает реалии с вымыслом… Я принялась объяснять, какая это чушь! Несусветная! Она с детства любила, конечно, поболтать, приврать при случае, но в итоге-то всегда говорила правду! Тем более что сейчас, когда стала картины писать, всю свою фантазию она в полотнах реализует. Не зря же её картины с руками рвут!
– И что следователь?
– Что! – с досадой повторила я. – Слушал, слушал… Кивал, кивал… А потом спрашивает: «А вы сами-то верите во всё то, что она рассказывает?»