– Я нечаянно… – в благородном негодовании отозвался молодой человек, явно собираясь обидеться.
– За «нарочно» – убила бы… – ласково уверила я и, чтобы в этот раз у него не осталось никаких сомнений, ткнула пальцем в лежащую на раковине поролоновую губку: – Вытирай!
– Бессердечная ты, Шмелёва… В кои-то веки зашёл человек в гости, а ему швабру в руки и…
– Хватит врать, Бублик! – сердито оборвала я. – Я уже забыла, когда без тебя за стол садилась! И почему, скажи на милость, твоя чёртова редакция оказалась именно на моей улице?
Бубликов развёл руками и выразительно поджал губы. В глазах его плескался коктейль из отчаянного нежелания отрывать задницу от табурета, брать в руки губку и возить ею по липкому мокрому пятну.
– Эксплуататорша…
– Журналюга! – парировала я, наблюдая, как гость делает безуспешные и весьма рискованные попытки дотянуться до раковины, не вставая. – Надеюсь, когда ты свалишься, то не сломаешь мой табурет…
Меня прервала звонкая трель сотового телефона, лежавшего в кармане начинающего эквилибриста. Словно получив индульгенцию, тот разом позабыл о благих намерениях и вцепился в мобильник обеими руками.
– Да?!
Винный ручеёк мягко обогнул лежащую вилку и оказался в опасной близости от края стола. Я покосилась на оживленно кивающего гостя, вздохнула, встала, вытерла лужицу, выбросила осколки. Придётся другу детства подождать, прежде чем я снова приглашу его отобедать…
– Ты не поверишь… – отключая телефон, вытаращился Бублик, но я хмыкнула:
– Чему? Что ты собирался за собой прибрать?
– Лиса звонила…
– Быть не может! – всплеснула я руками, вкладывая в слова весь имеющийся в запасе сарказм. – Историческое событие, не имеющее аналогов, которое, конечно, не позволило тебе…
– Анька, да послушай же! Плюнь ты на свой стол!..
– На свой плюй! – обиделась я.
В конце концов, Лиса только и знает, что языком болтать, а я вечно всех кормлю-пою – и никакой благодарности! Где-то в области грудной клетки шевельнулось искреннее желание поскандалить, но взлелеять его я не успела.
– Соседа Алискиного шлёпнули… Ну того, у которого на крыше флюгер здоровенный…
– Чем шлепнули? – притормозила я, не совладав со столь резким переходом.
– Чем, чем! Пулей, вот чем!
***
Дело было даже не в том, что это её настоящая фамилия – Находка. Алиса Венедиктовна была настоящей находкой. Для шпиона. Правда, шпиона начинающего и не умеющего фильтровать полученную информацию.
Ещё со школьной скамьи Находка слыла чем-то вроде гибрида справочного бюро с внучкой барона Мюнхгаузена. Она знала всё обо всех, но правдивость её слов сразу делили на четыре, а потом ещё раз пополам. Находкина страсть к секретам частенько вступала в жаркую схватку с безудержным желанием этими знаниями делиться, а добавленная ко всему этому буйная фантазия нередко превращала безобидную историю в гремучий коктейль.
Если Алиса не была в курсе темы, то моментально восстанавливала пробелы собственными домыслами. Например, информация о том, что Петров и Сидорова вчера вечером были вместе и целовались в парке на лавочке, утром выглядела, мягко говоря, недостоверной, поскольку в шевелюре Сидоровой отсутствовал приличный клок волос, а у Петрова наоборот присутствовал под глазом свежий синяк. Выяснялось, что в то самое время, о котором упоминала Находка, Петров трепал Сидорову за косу, а та в свою очередь активными действиями пыталась вернуть отобранный Петровым мобильник. Но факт, что они всё-таки были вместе, был неоспорим.
Кому как не мне, просидевшей с Находкой восемь лет за одной партой, было этого не знать! Именно поэтому я недоверчиво прищурилась и хмыкнула:
– А ты уверен, что она говорила именно об этом? Может соседка слева зашла за солью и на досуге упомянула, что тот шлёпнулся в лужу возле крыльца?
Бубликов недовольно сморщил нос:
– Старуха, ты циник… Лиса говорит, что у них весь посёлок в полицейских машинах, а от неё только что ушёл следователь… И просил пока никуда не уезжать…
– Мой бог! – всплеснула я руками, – наверняка эта дурища высказала ему пару собственных версий и теперь сама подозреваемая номер один…
– Вполне возможно, – ухмыльнулся Бублик. – Удивлюсь, если она этого не сделала…
– Что она ещё сказала?
– Сказала, что если в нас осталась хоть капля доброты и сочувствия, то мы должны приехать…
Я охнула:
– Прямо сейчас? Антон, да я через час к парикмахеру записана… Не могу же я третий раз отменять и снова из-за Лисы? Имею я право подстричься в конце концов?
– Имеешь, – впрочем, в его улыбке не было ни капли сострадания. – Я бы и один съездил, но теперь за руль сесть не могу, поскольку… – тут