описание северных народов». Использую слово «изготовления» в правах «сочинения» потому, что это компиляция – собрание всех оказавшихся в распоряжении Го Цитао текстов и упоминаний о России. Собственно, под «северными народами» она и скрывается – Россия. И ведь не поспоришь, народ воистину северный, гипербореи. Здесь, дорогая Сюин, я сильно рискую – ведь использовать этот древнегреческий термин есть проявление западного высокомерного снобизма, никто за пределами бывшего так называемого «эллинистического мира» не обязан знать никаких гипербореев, с их красочным шлейфом различных коннотаций, будто пестрые флажки, привязанных к бандерилье. Все это только дразнит, раздражает, так что вернемся к почтенному и почтительному Го Цитао. Он собрал о северных народах все, что только смог собрать. Зачем ему это понадобилось, не знаю; разве что вспомним: 1860-й – тот самый год, когда одни белые дьяволы захватили Пекин и сожгли старый летний императорский дворец, а другие белые дьяволы – те самые северные народы – заставили императора заключить с ними договор, по которому прирезали себе землицы на сопках Маньчжурии. В общем, было неплохо узнать, с кем же Хуанди Богдыхан Айсиньгёро Ичжу имеет дело. Император, впрочем, не особенно этим интересовался – проделки нынешних варваров мало отличались от проделок варваров прошлого, а уж о прошлом Айсиньгёро Ичжу, выдающийся каллиграф и знаток древних текстов, знал все. Но Го Цитао все же рискнул и даже попытался намекнуть Хуанди Богдыхану, что северные народы сильно отличаются от прочих варваров, ибо они подпали под благотворное влияние Срединного Царства: «Восхищаясь облагораживающей силой нашей династии, (русские) ежегодно присылают своих самых лучших студентов в нашу столицу изучать маньчжурские и китайские писания и читать исторические и классические произведения. ‹…› Теперь облагораживающее влияние нашей династии распространилось вдаль, постепенно обращая людей к благожелательности и добродетельности. ‹…› В течение двухсот лет (Россия) постепенно преображалась под этим влиянием, и поэтому ее литература необыкновенно расцвела». Можно сколько угодно хихикать над экзотическим утверждением китайского вельможи, но ведь все наши представления о мире примерно такого же свойства, не правда ли? Все мы так или иначе считаем, что условная дюжина условных бывших семинаристов, перебывавшая в условной духовной миссии в условном Пекине за условные сто лет, может – чисто теоретически – повернуть реальность в том направлении, в котором оная нынче и следует. Что тут можно оспорить? Ведь следует же? А причины того могут быть самые разные. Пушкин
с Гоголем велики, бесспорно. А вдруг их сделало таковыми знакомство не с текстами Байрона или Вольтера, а с сочинениями Ду Фу или Сыма Цяня? Гипотеза смелая – но кто сказал, что мы боимся неожиданного разворота мысли, мы, наследники Сократа и Ницше? В общем, и в остальном все точно так же. Наверняка вот прямо сейчас какой-нибудь чиновник строчит записку в российский МИД, а то и самом
у известно
