– На народные людские деньги по заграничным паломничествам катаются! Шикують, говорю, на общие народные налоговые денежки! А добрых людей ни за что ни про что по мордасам хлешшут! – подключился, заметно шепелявя, Братыш.
– Не пора ли, того-самого, порядки навести? – лысый полез из-за стола.
Лёха с Тимой мгновенно подобрались, поднялись со скамей, готовые встретить раззадорившихся крестьян.
– Поломался лавок ряд – энто Братыш виноват! – проворчал Тимоха, закатывая рукава рубахи.
– То-то Бортынь будет рад, снова в лоб получит он, – попадая в размер, но, не соблюдая рифмы, радостно добавил Лёха.
– А где-нибудь бывают трактиры, в которых не дерутся? – Стас с видимой неохотой поднялся вслед за одноклассниками. – Убогая у автора фантазия!
Кабак довольно загудел, послышался звук отодвигаемых лавок, невольные зрители спешили занять самые удобные места. Народ по углам негромко напевал фольклорное: «Коль в колодце есть вода, значит гном надул туда!». Кто-то из толпы, срываясь на фальцет, выкрикнул странное: «Эльфов – в резервации!», но на оратора немедленно зашикали, и тот, сконфузясь, предпочел раствориться в толпе.
В центре таверны образовалась ясно видимая площадка, пригодная для выяснения межрасовых и прочих отношений. Лёха с Тимой, старательно хмурясь, изображали из себя готовых к бою рубак. Мужики-задиралы, скинув потрепанные кожушки, вполголоса подбадривали себя нецензурными частушками про гномов и остальных нелюдей.
Внезапно по толпе зрителей пробежал испуганный шепоток. Задвигались лавки, загремела падающая со столов посуда. Взгляды всех присутствовавших устремились куда-то за спины готовых к драке подростков. Разгорячившиеся, ещё минуту назад намеревавшиеся почесать о молодых паломников кулаки, здоровые мужики пятились, выпучив глаза и что-то неясно бормоча. Лёха с Тимой обернулись.
– Оскорбившие благородных паломников должны быть наказаны, – Стас взмахнул руками, как-то странно перекрестив пальцы. – Чтобы в другой раз неповадно было!
Между ладоней нахмурившегося парня завертелся маленький смерч, быстро приобретший шарообразную форму. Воздух тонкими, едва видимыми струями вливался в гудящую от внутреннего напряжения сферу, явно усиливая и укрупняя её. Крестьяне пятились. Сфера росла. Рыжий Медник, споткнувшись, взмахнул руками и плюхнулся задом на почти задвинутую под стол скамью, не поместился и рухнул на пол. Стас, невольно среагировав на резкое движение и шум, как-то неловко дернул ладонями, выпуская на волю бушевавший энергией воздушный клубок.
Бутылки, миски, блюда, ложки, солонки и перечницы, стоявшие на столе нападавших, снесло в мгновение ока. Тарелки, влетевшие в стену, разбились, с тихим звяканьем осыпавшись на пол. Воздушная волна вывернула немаленькие крестьянские ножи из рук, со стола, из-за пазух и разметала их, воткнув в деревянные балки потолка в художественном беспорядке. В таверне повисла звенящая тишина.
– Эт-то что тут творится, уважаемые? Что за шум в нашем приличном заведении? – от стойки, раздвигая локтями толпу, двигался невысокий чернявый