Следующий не менее потрясший меня диалог состоялся с импозантным седым мужчиной с одиннадцатого этажа. Он заставил меня повторить приветствие и констатировал, что я картавлю. Так и есть. Я умею произносить звук «р» десятком различных способов, но мне ни разу не удалось сказать её так, чтобы он звучал как положено. Прежде это никого, кроме школьного логопеда, не смущало, так что я даже немного растерялась.
– Еврейка? – с тонкой улыбкой спросил мужчина.
– Не думаю, – честно сказала я. – А что такое?
– Ну, не француженка ведь, – улыбка моего собеседника стала ещё тоньше.
– Pourquoi êtes-vous sûre que je ne suis pas une Française?
– А что, правда?!
– Не-а. Не еврейка и не француженка.
Мужчина не на шутку задумался.
– Кто же ещё у нас картавит?
«Картавые люди,» – чуть не подсказала ему я. Но он бы мне не поверил.
– Некоторые народности Крайнего Севера. И некоторые цыгане.
Интересно, что хуже в этом подъезде: считаться еврейкой или цыганкой? Жилец ушёл, не дав мне и намёка на разгадку. По крайней мере, в тот раз.
До консьержечной у меня было много разных работ, и нигде не вставал вопрос национальности. Её не скрывали, её не афишировали – её просто не обсуждали. Но в этом новом для меня мире твоя этничность оказалась всеобщим делом. От неё зависит место в иерархии, каста внутри касты. Верхнее, небожительское место занимают, конечно, жильцы. Но только те, что проживают в своей квартире и притом являются славянами или московскими татарами. Все остальные жильцы – на ступеньку ниже, вокруг них можно на цыпочках не бегать. Наоборот, они будут с консьержами очень вежливы – чтобы нам в голову не пришло наговорить на них старшей по подъезду или, того хуже, председателю ТСЖ. Сразу ступеньки на три ниже мы, дежурные. Но не все, а только украинки, молдаванки и я, как «белый человек». Узбечки и таджички, особенно «с проживанием», ниже нас. Жильцы их шпыняют, выговаривают за малейшую провинность, ревниво следят за каждым их движением. Редко у кого из «чёрных» консьержек в нашем дворе больше двух выходных за месяц. Редко кто из них садится у окошка позже восьми утра. Поэтому с ними часов до двенадцати невозможно говорить: они глохнут.
Следом идут дворники. В нашем дворе они все – узбеки из Таджикистана, и верховодит ими бригадир Алим, худой, высокий и молчаливый. Все подчинённые считают его злым. Он никогда не даст сделать работу спустя рукава, и, что особенно не нравится другим дворникам, отгоняет мужчин и парней от приехавших без мужа соплеменниц. Сам он сначала приехал с женой, невысокой пугливой узбечкой по имени Айгуль, но уже год как променял её на такую же невысокую, но гораздо более бойкую украинку Настю. Жена уехала домой, к младшим детям, и Алим высылает им деньги. Потому хватается за любую