Утяшев контролировал весь север Афганистана, так как 201-я дивизия занимала огромную территорию, численно превосходила дивизию, развернутую в СССР, примерно в четыре раза и была очень боевой дивизией, да и командовали ей хорошие командиры: начальником штаба был полковник Стасюк, боевой офицер, не трус и грамотный штабист.
В дивизии по штату было около 20 оперработников, которые были хорошо подготовлены и знали свое нелегкое ремесло, прошли не одну боевую операцию, имели и ранения, и контузии, надежно прикрывали войска на протяжении почти двух лет – в общем, классный коллектив. Но чего там не было – так это дружбы, и все для этого сделал их начальник Утяшев.
Не сразу я это понял, но жалею об этом по сей день.
14 июля ночью нас разбудила стрельба на аэродроме. Я глянул на часы: около двух часов ночи. Я побежал в штаб, благо туда сто метров, стрельба прекратилась минут через пять, и караул доложил, что отражена попытка проникновения противника в склад боеприпасов полка. Захвачен один диверсант, он находится в комнате караула.
Караульное помещение представляло собой землянку, состоящую из пяти комнат. В одной из них я увидел грязного, оборванного пожилого афганца, сидящего на полу. На голое тело была надета рубашка, очень грязная, широкие штаны, калоши, связан он был размотанной чалмой. Здесь же стоял какой-то желтый горшок, куча проводов.
Часовой пояснил, что он и его напарник (посты в Афганистане выставлялись только парные) заметили какое-то движение в темноте, заняли окопы и, когда тени приблизились, внезапно окликнули их. В ответ раздались выстрелы. Но ребята расположились таким образом, что душманы попали под перекрестный огонь и залегли. Помощь подоспела в считанные минуты, и душманы стали отходить, что-то крича на своем языке. Троих убили, одного с грузом на спине так прижали огнем, что он никуда не двинулся. Сейчас он сидел на полу и настороженно поглядывал на вошедших.
Командир полка подполковник Рушинский и я стали задавать задержанному вопросы: кто он, откуда, с какой целью проник на объект, к какой партии принадлежит.
Задержанный сказал, что он мирный житель из кишлака Аяхель, зовут Мохаммад, искал пропавшую два дня назад корову. Но мина (ей оказался тот желтый горшок), провода, взрыватели говорили сами за себя. Мохаммад врал, изворачивался, плакал, пытался нас разжалобить. Целовал руки, но поняв, что ему не верят, стал кричать, что ненавидит шурави, жалеет, что не довел дело до конца, и смерти от неверных не боится.
Можете представить мое состояние: не в кино или в книге