И он не преминул появиться. Он тоже подъехал на действительно обшарпанном «Жигулёнке», вышел, взял бутылку и направился прямо ко мне. Как к старому знакомцу. Видно, откровенность к чему-то располагает, я невольно оказался благодарным слушателем, и уже неудобно отвернуться и сделать вид, что так должно и быть.
Мы с достоинством поздоровались, рукопожатие было взаимно крепким, как и молчаливое поглощение пенящегося напитка. Пятничный вечер располагал к общению, спешить было действительно некуда, и мы, не сговариваясь, решили взять ещё (совсем, как в рекламе), но внезапно налетел порыв ветра, небо заволокло привычными тучками, и стал накрапывать мелкий, и нескончаемый дождик. Трудящиеся потянулись в павильон, но места на всех не хватало, и Николай совершенно неожиданно предложил:
– А что, Владимир, давай махнём ко мне – тут всего пару кварталов, и посидим.
Наверное, ему хотелось выговориться, и я решил не упустить такую возможность – авось, чего и проясниться. Попросив подождать, быстро схватил бутылку шампанского и коробку конфет – стандартный джентльменский набор – не один же он живёт, и, тщетно прикрываясь от дождя, скользнул в его машину. Моя стояла практически рядом, но я только кинул на неё взгляд, чтобы убедиться, что всё в порядке. Пусть себе постоит и отдохнёт.
Я сел на переднее сиденье и наблюдал, как резвые дворники смахивают набегающие капли. А ехать, действительно, было недалеко, и уже через несколько минут, объехав трамвайные пути и прошкандыбав по внутриквартальному бездорожью, остановились возле стандартного подъезда.
От моего он отличался только тем, что кодовый замок на входной двери хоть и не работал, зато не был выломан, и подъезд был окрашен не тёмно-коричневой, а тёмно-зелёной краской. Мы поднялись на седьмой этаж, и я очутился в однокомнатной квартире, дверь в которую Николай открыл простеньким французским ключиком. Впрочем, их было два, но на второй замок дверь не запиралась.
Почти как и моя, в которой я оказался после развода, – нет, несколько раньше, ибо бумажная канитель тянулась довольно-таки долго, а оставаться вместе мы уже не могли. Но какое это имеет значение, особенно теперь. Но хватит о неприятном, впрочем, кто бы говорил.
Неприбранность бросалась в глаза даже мне, привычному к бардаку. Это показалось подозрительным, ибо я был в полной уверенности, что…
Впрочем, я уже привык ничему не удивляться и не задавать лишних вопросов. Странно, но я не чувствовал к Николаю ни зависти, ни ревности – может, потому, что прошло уже достаточно времени и я свыкся с мыслью о невозможности войти второй раз в ту же реку. Если бы я был человеком восточным, то мне полагалось убить его, но Лену всё равно не вернуть – я неплохо знал свою жену.